– Лучше…

Он смотрит на таблетки, оставленные Софьей Зиновьевной на столе. Она ловит его взгляд.

– Уезжай. Далеко. Чтобы никто не знал, где ты. Я чтоб не знала. Подальше от всех. И от нее. Ладно? Хватит других спасать, Родион. Сам спасайся.

На экране пресс-секретарь Владимирского СК отвечает на вопросы телевизионщиков. За ее спиной на втором плане проходят к машине Зуев и Есеня.

– Телефон дашь?.. – Меглин спокойно смотрит на женщину.

Женя бросает на стол Худого папку. Тот смотрит на него удивленно.

– Карта Меглина. Медицинская. Он калека, считай. Как ходит – уже загадка!

– Порадуемся за него?..

– Как он может столько дней. Без дома. Без друзей. Без дозы. Он или сдох и где-то валяется, гниет…

– Вариант, кстати…

– Или кто-то помогает ему…

– Сам говоришь, друзей нет.

– Не друг. Товарищ по несчастью. Наш. Так он их называл.

Худой поводит плечами – и что, мол?

– Не поверю никогда, что вы его без слежки выпустили. Ага. Есене доверили. Серийного убийцу с сорванной кукушкой. Не в вашем стиле поступок, вы сто пудов перекрылись.

– Ты наглеешь, потому что увольняешься?

– Можете и уволить, конечно. Но кто вам тогда поможет?

– Первую неделю их вели. Никто к нему не ходил. Кроме этой, учительницы. Но ты же ее проверил, говоришь.

– Плохо, значит, проверил. Исправлюсь.

Софья Зиновьевна выходит из подъезда, почти сразу ее берут под руки двое крепких мужчин. Один оказывает корочки:

– Побеседуем?

Второй быстро проверяет ее сумочку. Вытягивает ключи.

– И за квартирой присмотрим.

Ей не дают возразить – усаживают в ждущую машину, которая тут же увозит ее. Мужчины с ключами направляются к подъезду. Они входят в квартиру. Оружие наготове. В глубине квартиры работает телевизор. Мужчины обмениваются знаками и продвигаются по квартире. Заходят и направляют оружие на кресло – стоит спиной ко входу. На блюдце конфеты. Чашка с чаем.

Один обходит кресло. Пусто.

– Запускайте экспертов – пусть пальцы ищут.

Женя заходит к Софье Зиновьевне.

– Извините, что заставил ждать. У вас в квартире, кстати, телевизор не был выключен.

– Выключили?

– Да.

– Слава богу. Спасибо. Возраст…

Женя улыбается вежливо. Встает. Ходит за спиной женщины, она не видит его, но чувствует его присутствие.

– Интересная у вас квартира. Эксперты осмотрели ее. Тщательно. И ничего не нашли. Буквально. Идеальная чистота. Каждый день убираетесь или каждый час?

– У меня ОКР. Обсессивно-компульсивное расстройство. Знаете, что это? Вот у вас воротник рубашки несвежий, и вам ничего. А мне плохо. Как, знаете, камешек в туфле.

– Меглина зачем прятали?

– Юноша, я телевизор не выключаю. Я если кого и спрятала, то забыла уже. А вы до такой уже степени отчаяния дошли? Пенсионеров хватаете?

– В первую неделю. Как его выпустили. Вы были у него трижды.

– Я б и одним обошлась, уверяю вас. Но вы его в такой клоповник засунули. Самим-то не стыдно?

– Хотите сказать, вы у него убирались?

– Именно. Это не прихоть, молодой человек, это болезнь, почитайте в интернете. Я бы с радостью этого не делала, но не могу.

– Где он, как думаете?

– Ну, откуда же мне знать…

– Как спится по ночам? Вы же педагог. А покрываете преступника.

– За Родионом не уследишь. Сегодня преступник, завтра герой, потом опять по новой.

– Он опасен.

– Знаете, как я в классе говорю? Если все сделал правильно – бояться нечего. Вот вы – все сделали правильно?

Женя несколько секунд смотрит на нее: взвешивает, может ли ей быть что-то известно? Проходит и открывает дверь допросной.

– Спасибо, что уделили время. Не уезжайте из города. Вспомните что-то – дайте знать.

Меглин сидит на остановке. Прикладывается к бутылке красного. На лавочке с ним – мальчик и женщина. Меглин достает из кармана пачку таблеток, осталось три.

– Надолго не хватит. Тебя это не парит?

Меглин смотрит на него мутным взглядом. Бросает блистер в урну.

– Теперь нет.

Женщина косится на него. Но молчит.

– И кому ты хуже сделал?

– И то правда.

Женщина отодвигается.

– Меглин. Ты же помирал вчера!

– Что ты от меня хочешь, ненормальный я.

Отхлебывает вино. Женщина встает, отходит от греха.

– Бухать не выход.

– Очень даже выход. Сто миллионов алкашей не могут ошибаться. И вообще. Алкаш святой человек… С Богом говорит.

– Ага, после того, как преставится. Вместе со всей сотней лямов таких же.

Перед остановкой тормозит старая машина. Из кабины выходит Ивашев. Лицо расплывается в улыбке.

– Родион Викторович!.. Дайте я вас обниму, дорогой мой человек!..

Ивашев посматривает на Меглина с улыбкой.

– Опять вы меня спасли. Они ведь меня убить хотели. В камере. А я смерти не боялся, нет. После пятидесяти в жизни мало за что цепляться. Все понятно уже, дальше – только хуже. Об одном жалел.

Смотрит на Меглина серьезнее.

– Что не познал. Как это.

– Как с бухлом. Процесс прикольный, а потом стыдно. И противно. Только с похмельем – переболеешь, а тут на всю жизнь.

– Вот вы мне и раньше говорили, как такое с собой таскать. Такую-то образину. А ежели помирать срок вышел, так, может, и ничего? Если гада какого-нибудь выбрать, педофила там? Может, в плюс зачтут?

– Я тебя спас?

– Два раза.

– Значит, ты мне должен. Не трогай никого.

Складывает руки на груди. Закрывает глаза.

– Во Владимире разбудишь.

Директор школы, мужчина под шестьдесят, идет по коридору школы. Зуев – за ними.

– Да ну что вы, мы же все решили уже, претензий не имеем, и вообще, я считаю, его по-человечески можно понять…

– Ну, мы тоже хотим понять. Может, вы подробней расскажете?

Директор зачем-то смотрит на Зуева, он кивает, давай, мол.

– Попов Вадим Виталич… Девочка его в нашей школе училась и… умерла. Прямо на уроке физкультуры. Сердце. Никто не виноват, просто… так случается. Наследственность, организм там… Но у него как крышу сорвало… Сейчас сами увидите, мы его уже вызвали, ждет вас. Лучше было бы в моем кабинете поговорить, конечно. Зачем его сюда?