Буквально через минуту он достает стопку газетных подшивок и водружает эту кипу на стол. В свете свечей мы садимся друг напротив друга, и я вспоминаю осенние ночи, когда мы вместе с ним занимались изучением документов.

– Сначала поищем статьи в газетах времен детства Редд, которые выходили в месяц годовщины крушения «Титаника», – предлагает Элайджа. – Каждый год выходила хотя бы одна статья, комментирующая катастрофу. Если в Салеме в те годы жил человек, переживший крушение «Титаника», или кто-то из родственников выживших, то они наверняка давали интервью.

– Хм, умно с твоей стороны! – восклицаю я.

– Почему ты говоришь таким тоном, словно это сюрприз для тебя? – спрашивает дух.

– Может, потому что я удивлена?

Он пытается спрятать улыбку, но уголки рта все равно предательски тянутся вверх.

– Элайджа?

– Саманта.

– Спасибо за чай.

Теперь он действительно улыбается, впервые с тех пор как вернулся, и на щеках виднеются ямочки.

– Всегда рад.

Я отвожу взгляд, ощущая прилив раздражения. Какое право он имел возвращаться с этими двусмысленными жестами и шикарными ямочками и вновь вызывать у меня столько эмоций! Откашливаюсь и пытаюсь отвлечься:

– Ты так спокойно достал нужные подшивки, будто всегда знал, где они лежат. Когда ты успел изучить это место?

– Я провел здесь много ночей, когда помогал тебе решить вопрос с семейным проклятием, – отвечает он, листая старые газеты.

– О-о…

Внезапно вспоминаю тот день, когда в тайном кабинете бабушки предложила ему сделку и попросила помочь. Тогда я считала, что встретила самого раздражающего призрака на свете. Впрочем, мое мнение не изменилось. Я невольно хихикаю.

– М-м? – спрашивает он, поднимая голову.

– Нет, ничего, – отвечаю я, открывая подшивку. Воспоминания, отстаньте!

Следующие полчаса мы выискиваем статьи о «Титанике» и бегло их просматриваем. Кончики пальцев чернеют от старой краски и пыли.

– Так грустно, – говорю я. – Только что прочитала историю о женщине, которая после крушения добровольно легла в психиатрическую лечебницу, не желая больше даже говорить о том, что случилось той ночью. По слухам, ее преследовали крики людей, тонущих вместе с кораблем.

Элайджа кивает:

– Многих выживших мучили кошмары. Пассажиры, оказавшиеся в воде, больше пятнадцати минут молили о помощи, прежде чем началась гипотермия. Большая часть семей оказалась разделена во время эвакуации. Можешь представить этот ужас: сидеть в спасательной шлюпке и думать, что голос, зовущий на помощь, принадлежит родному человеку?

– Не могу. – Меня передергивает. – И не хочу, если честно. Но почему спасшиеся не помогли им?

– Некоторые хотели. В шлюпках рьяно спорили, не будет ли перегруза, если они вернутся за еще одним человеком. Одна лодка все же вернулась. Но слишком поздно.

Я придвигаю к себе очередную подшивку и пытаюсь проглотить застрявший в горле ком. Открываю первую газету, и свечи внезапно гаснут.

– Эла…

Не успеваю я произнести его имя, дух оказывается рядом и сжимает пальцами мое предплечье. Слышу, как в темноте чиркает спичка, и маленький огонек озаряет его лицо. Сердце в груди бьется, как птица в силках.

– Что, черт побери, это было? – шепчу я.

– Точнее «кто»? – поправляет Элайджа, зажигая свечи. – Я не увидел. Дух промчался мимо нас слишком быстро.

Волоски на руках встают дыбом, я вздрагиваю. Подшивка газет пропала со стола.

– И что, как мы сможем просмотреть пропавшие газеты? Может, здесь есть электронные копии?

Элайджа осматривает комнату.

– Я обязательно проверю. – Он протягивает мне свечу и предлагает руку. – Но пока что позволь проводить тебя домой, Саманта.

Потирая глаза, ползу в класс. Эти ночи в полудреме с пробуждениями каждые десять минут скоро совсем лишат меня сил. Когда берусь за ручку двери, кто-то касается моего локтя. Мгновенно оборачиваюсь.

– Полегче! – улыбается Мэтт. – Извини, не хотел тебя испугать.

– Да без проблем. Просто сегодня я смертельно уставшая. Вся как на иголках, – говорю я.

Он вглядывается в мое лицо.

– Вижу. Ты что, всю ночь зубрила?

– Можно сказать и так, – киваю я.

– Еще только середина недели. Продолжишь в том же духе, и ни за что не доживешь до танцев… сорри, до Весеннего бала, – говорит Мэтт с акцентом, растягивая слова, словно сама идея вечера кажется ему тупой.

– Ты же в танцевальном комитете. Разве не должен быть в восторге?

– От планирования мероприятия в компании с Блэр и Ники? – смеется он. – Скорее рад тому, что это скоро кончится. Родители считают, что у меня слишком мало внеклассных занятий, чтобы поступить в хороший университет. Типа, разносторонние знания, лидерские качества. Такая вот чушь.

Пытаюсь выдавить улыбку, но мое лицо не способно на эмоции от слова «совсем».

– Ты идешь?

Указываю на дверь.

– Честно говоря… погоди минуту.

Он оглядывается и отводит меня от кабинета.

– Ты чего это?

– Сам не знаю. Возможно, внезапный порыв человеколюбия. – Он понижает голос. – Смотри, в чем дело: вчера вечером семьи Ники и Блэр собрались за ужином, и я случайно услышал, как эти двое шептались о тебе.

– О чем именно?

Я непроизвольно сжимаю руки в кулаки.

– Честно, я не особо много услышал. Но, судя по их словам, они разработали какой-то грандиозный план. Ники продолжала повторять, что не может дождаться завтрашнего дня. То есть вот этого, сегодняшнего. Мне захотелось предупредить тебя.

Грандиозный план? В мозгу словно что-то взорвалось.

– Спасибо, Мэтт.

– Рад помочь. Иди домой, поспи немного, – советует он и заходит в кабинет.

Я делаю глубокий вздох и толкаю дверь. Наследницы уже на своих местах. Занимаю свое место рядом с Сюзанной и передаю им слова Мэтта.

– Сегодня тринадцатое число, – выпаливает Мэри.

– Боже, Мэри, хватит повторять это каждые две секунды. У меня от тебя скоро нервный тик начнется, – возмущается Элис. – Мы даже не знаем, действительно ли у них есть какой-то план или это очередная тележка слухов от Ники.

Сюзанна смотрит на меня.

– Когда Ники идет в атаку, она обычно распускает слухи, часть которых правдива. Так она заставляет всех поверить ей. Повторяю, нам не стоит никого недооценивать. Особенно ее и Блэр.