– Хочешь сказать, Бадб мечтает посадить Доминика на трон?

– Хочу, – невозмутимо отозвался Дэмьен. – Более того – она прямо ему это предложила. Загвоздка лишь в том, что возможности твоей матушки весьма ограниченны и долго находиться в мире живых она не может.

Морриган передернула плечами. Значит, Доминик, как и Дэмьен, прекрасно осведомлен, что Бадб – лич. И, судя по всему, романтический интерес у Доминика это знание не отбивает. Их дело, но есть в этом что-то… противоестественное, неправильное. Смертный и лич, которая раза в три его старше.

Бадб и после смерти не потеряла хватку. И не изменяла своим принципам: всегда и во все времена ее интересовали только сильнейшие мужчины. Слабых она подавляла – или попросту уничтожала, если они попадались на ее пути и мешались под ногами. Сила – вот что всегда привлекало Черную Леди.

Как и Морриган, унаследовавшая многие черты матери, Бадб бросала вызов серости, ненавидела обыденность и скуку, но у нее это было возведено в абсолют. Бадб не умела прощать человеческие слабости, и вообще не умела прощать, не разделяя людей на близких и посторонних – ко всем она была одинаково сурова и нетерпима.

И если она держалась за Доминика – едва знакомого чужака, значит, она разглядела в нем то, что Морриган не увидела. Впрочем, ей и впрямь было не до того.

– Занятно, ничего не скажешь… – пробормотала она.

– Ты так и не объяснила, зачем тебе понадобилось снова проникать в Тольдебраль, – напомнил берсерк.

– Затем, чтобы взять какую-нибудь из вещей Эммы и дать ее вервольфу. В Пропасти же наверняка есть вервольфы?

Дэмьен фыркнул, словно Морриган сказала несусветную глупость.

– Ну да, разумеется есть. Так вот, я хочу, чтобы вервольф по этой вещи нашел Эмму среди масок. Не знаю пока, что выйдет из этой затеи, но… нужно попробовать.

– И что будет дальше?

– Не знаю. Хочу посмотреть ей в глаза. Для начала – убедиться в том, что она действительно маска. А не сбежала уже давным-давно. Возможно, слегка «просмотреть» ее разум. Ей же нельзя колдовать, а значит, врать мне она не сможет.

– И что ты будешь делать, если поймешь, что она причастна к убийствам?

Взгляд Морриган сделался жестким.

– Вспомню о том, что я Охотница.

Удивительно, но Дэмьен ничего не сказал. Никаких едких замечаний по поводу того, что она черная ведьма и та, кто убивает таких, как он. Он знал не меньше Морриган: тот, кто сделал это с Риан и остальными, заслуживает смерти. И только ее.

Морриган заверила Дэмьена, что найдет его, как только что-то узнает, и тут же уединилась в спальне. Подобного рода обряды она предпочитала проводить в гордом одиночестве.

Укрываясь тенями как плащом-невидимкой, добралась до Тольдебраль, проникла в окно. Неодобрительно фыркнула – звук достиг границы между миром живых и миром мертвых и рассыпался, превратившись в едва слышный шорох: защитная сеть, покрывающая стены, оказалась невероятно тонка, гораздо тоньше, какой была в прежнее вторжение Морриган в Тольдебраль. По всей видимости, стены замка оплетала магической сетью сама Агнес Фитцджеральд, и после ее смерти чары слабели с каждым часом. А самой Оливии не хватало сил, чтобы это исправить.

Дэмьен был прав. Недолго ей быть королевой.

Оказавшись внутри, Морриган не стала терять времени зря, и направилась на третий этаж. Она догадывалась, где находятся покои Эммы Фитцджеральд – эта комната, в отличие от комнат Линн, Оливии и Агнес, в прошлый раз была заперта. Но то, что является препятствием для человека, для тени – лишь секундная заминка. Морриган без помех проскользнула в щель под дверью закрытой комнаты и поняла, что находится в нужном месте.

Проявилась – только в человеческом обличье она могла взаимодействовать с предметами. Все вещи Эммы оказались распиханы по ящикам комода и роскошного трельяжа на львиных лапах. Как поняла Морриган, негласные законы, касающиеся масок, запрещали держать принадлежащие им вещи у всех на виду. И пускай в комнату Эммы вряд ли водили экскурсии, Агнес или кто-то из ее дочерей решили подстраховаться и спрятать ее личное имущество подальше от посторонних взглядов.

Она с первой же попытки нашла нужную вещь – тонкий газовый шарфик, пропитанный теми же духами, что обнаружились в соседнем ящике комода. Уже собиралась уходить, но взгляд упал на пачку спектрографий, веером рассыпанных по дну ящика.

Фитцджеральды не притворялись счастливой и любящей семьей – строгие лица, тяжелые взгляды, неловкие и неуклюжие попытки улыбнуться. Правда, кто-то все же следовал приличиям больше, чем другие – Эмма, казалось, улыбалась искренне, стояла в расслабленной позе, склонив голову набок или Оливия, которая почти на всех спектрографиях выглядела серьезной, но хотя бы стирала надменность из глаз и холодную усмешку, которые отличали Агнес и Линн Фитцджеральд.

Но стоило только взглянуть на одну из спектрографий семейного архива, как все мысли тут же вылетели из головы. На снимке были запечатлены Эмма и Оливия – они вообще на половине снимков были вместе – а на заднем плане отчетливо виднелось зеркало с фигурной медной рамой. Зеркало, в которую в один страшный день затянуло душу Рианнон. Зеркало, которое таинственный убийца избрал для вторжения в мир живых первым.

Морриган ошеломленно смотрела на спектрографию, пытаясь связать воедино обрывки ускользающих мыслей. Зеркало из Пропасти оказалось в Кенгьюбери. Убийца, напав на Рианнон в Верхнем городе, последними жертвами выбрал правящую семью из Нижнего. Что бы ни руководило его действиями, какова бы ни была причина…

Круг замкнулся.

Вервольфом, знакомым Дэмьена, оказался молодой мужчина с темно-русыми, почти черными, волосами. Кроме хищного взгляда карих глаз ничто не указывало на его принадлежность к оборотням. Высокий – но не выше Дэмьена; такое же крепкое тело, правда, лишенное татуировок.

В обмен на помощь Морриган пришлось отдать вервольфу внушительную сумму. В любом другом случае она с охотой бы сбила спесь с наглеца, потребовавшего такие деньги за исполнение простейшей просьбы. Но слишком сильным было нетерпение и желание отыскать Эмму Фитцджеральд и понять, имела ли она отношение к убийствам.

Вервольф, представившийся Кеннетом, спрятал деньги в карман черных джинсов и приложил к носу пропахший духами шарф, который подала ему Морриган, а после резко сорвался с места. Ничего удивительного – острый нюх, звериное чутье, выносливость и силу они сохраняли и в облике человека. Вервольфы вообще никогда не обращались на глазах посторонних – и сохраняя таинство процесса перевоплощения, и соблюдая букву закона. В Кенгьюбери за нарушение прописанного Трибуналом правила появляться исключительно в человеческом обличье, верфольфа могли посадить в тюрьму на приличный срок. Каралось ли в Пропасти подобное поведение, Морриган не знала, но, признаться, легко могла представить разгуливающего по улицам Нижнего города волка. Нравы здесь были куда свободнее, нежели в городе, который освещало лишь одно солнце. Лису – скорее всего, это был аниморф, в Пропасти она видела точно.