Сейчас, первого октября, Сергей был здесь один. Дачники разъехались, а деревенские и раньше ходили сюда нечасто. Но, скорее всего, летом здесь было так же пустынно. Речка обмелела и покрылась ряской, берега поросли кустарником. Сергею это нравилось. Он мог не опасаться внезапного появления людей.

Это было подходящее место, чтобы заняться оккультизмом и вызвать своего внутреннего демона, свое альтер эго.

Сергей пробыл у матери неделю. За это время он почти ни о чем не думал, кроме насущных дел, – наколоть дров, принести воды, приготовить ужин. Сейчас было не так, как в детстве. Ему не нужно было выворачиваться, чтобы прокормиться. Он просто шел в автолавку и покупал продукты, договаривался с трактористом, и тот привозил ему срубленные березы, в огороде дел не было, поскольку мать давно его забросила. У соседа Сергей купил для нее несколько мешков картошки. Он вообще не понимал, чем она питается. Было ощущение, что весь ее рацион состоит из паршивой самогонки. Семеновна, у которой мать покупала пойло, объявила Сергею, что та берет у нее самогонку по три раза на неделе, и долг там сумасшедший. Сергей долг погасил.

Весть о щедром сыне облетела деревню, как запах, и уже на выходе из дома Семеновны, Сергея поджидала тетка Римма, которая сообщила, что прекрасно его помнит, и нянчила вот таким еще (она нагнулась, чтобы показать его тогдашний рост, и с трудом выпрямилась). Он не помнил. Но это было неудивительно. Пожалуй, кроме Светы, он вообще мало что помнил о своем детстве. А то, что было в памяти, предпочел бы забыть. Как бы то ни было, тетка Римма объявила Сергею, что Любовь задолжала ей пять сотен.

Пока Сергей дошел до дома, который был в двух минутах ходьбы от Семеновны, он избавился от денег в кошельке, расплачиваясь по материным долгам. Однако, отсутствие наличности не вызвало никаких проблем – оказалось, что все, включая продавщицу из автолавки, являются счастливыми обладателями банковских карт, на которые можно переводить столько денег, сколько хочешь.

За эту неделю деревенские полюбили его так, как не любили никогда. Он в буквальном смысле пользовался всеобщим обожанием. Пока Сергей колол дрова, два или три раза с ним здоровались через забор, при том, что дом был крайним, и случайные прохожие были здесь редки. В автолавке пропускали без очереди, угощали чаем с вареньем и даже принесли банку мёда. Соседи с одобрением и удивлением обсуждали, какой замечательный у Любки вырос сын, и многие отмечали, что по нему сразу было видно, что гадкий утенок обернется лебедем.

Сергею, который приехал к матери со вполне определенной целью, такое настроение соседей хотя и было непривычно, играло на руку. Тем лучше, значит, на него не подумают, ну или подумают не сразу. Никаких ответных нежных чувств к людям он не питал. Он смутно подозревал, что испитый, улыбающийся щербатым ртом, тракторист, привёзший ему бревна, – тот самый мальчишка, который однажды при всем классе сдернул ему штаны. А тетка из кирпичного дома, – единственного кирпичного дома в деревне, – та, которая выставила его за ворота, когда он под ночь пытался спрятаться у нее за калиткой от разъяренной белой горячкой матери, гонявшейся за ним с топором.

Может быть, это было только его воображение, и тот мальчишка давным-давно спился и помер от цирроза, а тетка превратилась в дряхлую старуху и околела, но он отлично помнил, что в деревне всегда был изгоем. И не потому, что делал что-то плохое или странно себя вел, а просто потому, что он был сын своей матери, женщины, которая не пропускала ни одного кобеля и, как говорили соседи, ведьмачествовала.

Он улыбался им, выплачивал мифические материны долги, которые давно уже перевалили все мыслимые цифры, – соседи просто не дали бы ей столько денег взаймы. Он пил с ними чай и спрашивал о здоровье, но в душе его ничего не происходило. Он не презирал их. Просто для него эти люди были вроде картонных манекенов на какой-нибудь ярмарке.

И вот теперь он стоял, глядя на березовый лес и вызывал свое альтер эго. Он закрыл глаза и сосредоточился.

– Давай, – прошептал Сергей. – Давай, выходи.

Ничего не происходило. Не было никаких мыслей.

Он зажмурился и стал тереть висок.

– Ну же, – прошептал он чуть громче. – Я хочу убить.

Пустота.

Он открыл глаза, слегка поморщившись от брызнувшего ему в глаза солнца, и вздохнул.

«Наверное, надо определить, кого именно я хочу убить», – понял он причину отказа альтер эго идти на контакт.

С объектом проблем возникнуть не должно. По сути, можно выбирать первого встречного прохожего. Он решил так и сделать, и направился по еле заметной заросшей тропинке обратно к деревне. По дороге ему попался паренек с сигаретой, прятавшийся за покосившимся забором. Парень явно предпочел провести этот теплый осенний денек где-нибудь на воле вместо школьного класса.

Сергей с сомнением взглянул на подростка, который, при виде него, испуганно, как котенок, юркнул в кусты.

«Нет», – покачал он головой.

Он вышел на главную и единственную улицу деревни и огляделся. Его взгляд упал на крепко сбитый бревенчатый домик с пластиковыми окнами. Хозяин дома работал охранником где-то в Твери. В свои выходные пил и смертным боем колотил жену. Как раз пару дней назад он вернулся с вахты и успел избить свою благоверную до такой степени, что вызывали скорую. Правда, пока скорая приехала, соседка уже обработала все ссадины и ушибы и наложила шину на сломанную руку.

Сергей мысленно настроился на охранника, снова направляя запрос альтер эго. Ему показалось, что в виске сгустилось давление. Он решил на следующий день, поутру, заглянуть к охраннику, пока тот еще не успеет набраться, чтобы познакомиться. Посмотреть, как отреагирует внутренний писклявый голосок. Пока он молчал.

***

Сергей проснулся и уставился в темноту, из которой смутно проступали очертания потолка. С печи доносился храп матери. Определить, сколько сейчас времени не представлялось возможным – за печью всегда царил полумрак.

Он легко поднялся, пошел на кухню, включил электрический чайник, который по его заказу привезла продавщица автолавки, и вышел на улицу. Предрассветный холодок заставил поежиться. Он умылся водой из бочки, холодной, но без ледяной корочки – до сих пор не было заморозков. Дождавшись, пока вода в бочке успокоится, он посмотрел на свое отражение – темный силуэт в окружении розового свечения предрассветного неба. Сделал небольшую разминку, чтобы согреться, вернулся в дом – чайник только что выключился. Сергей налил горячей воды в умывальник, добавил холодной, потом приладил на уровне глаз осколок старого автомобильного зеркала. Снова зашел за печку и достал из своей сумки бритвенный набор. Сначала попробовал бриться без освещения, но света, проникавшего в мутное окно, не смотря на все попытки Сергея его отмыть, явно было недостаточно. Закусив нижнюю губу, он щелкнул выключателем – вспыхнул свет. Мать продолжала храпеть. Сергей выдохнул, отпустил губу и под аккомпанемент храпа быстро побрился. Сполоснул бритву, выключил свет, убрал бритвенные принадлежности. Из отдельного кармашка сумки достал расческу, причесался. Затем снял с гвоздя самодельную вешалку, на которой висела его приготовленная с вечера чистая одежда – джинсы и рубашка. Облачившись, он вышел на улицу и проверил, нет ли пятен побелки на джинсах, все ли аккуратно. Еще раз посмотрел на предрассветное небо и пошел к охраннику.