Здесь были счастливы только мухи – жирные, наглые, свободно перелетающие между прутьями от людей к животным и обратно.

В центре зоопарка был выкопан мелкий бассейн с мутной водой, в которой по грудь стоял белый медведь. Трудно было поверить, что в этой тупой духоте находится существо, рождённое для жизни в холодной чистоте снега и льда.

Шкура у медведя была жёлтой, свалявшейся и свисала грязными прядями. Он качал головой из стороны в сторону: безостановочно, мерно, словно старался одурманить себя непрерывным движением.

Перед оградой стояло несколько смуглых парней. Они курили и ухмылялись, показывая на медведя кривыми пальцами, и время от времени пытались добросить до него горящие окурки. Один окурок упал на его шерсть, задержался на мгновение, потом сорвался и зашипел в грязной воде. Парни даже присели от хохота, они хлопали себя по ляжкам и заглатывали пустое небо гогочущими ртами. А медведь не замечал ничего, непрерывно качал головой, и в его глазах была смертная тоска.

И вот теперь перед Наиной Генриховной так же безостановочно качал головой бывший князь, кавалер каких-то орденов, а ныне опереточный Урский полковник Литвинов.

Небо начинало светлеть. Один из демонов длинно выругался.

– Скоро всё закончится, Григорий Илларионович, – сказала Наина Генриховна. – Они уйдут с рассветом.

Литвинов не ответил. Не прошло и получаса, как обозлённые и разочарованные демоны стали один за другим улетать. Их провожали испуганными взглядами, пока наконец последний не превратился в точку на небе. Криптия закончилась.

Люди стояли молча, не решаясь верить в спасение. С безоблачного неба закапал редкий дождь, и солдаты стали размазывать капли по чумазым лицам.

Кто-то даже засмеялся.

– Прекратить! – свирепо закричала Наина Генриховна. – В две шеренги становись!

Солдаты начали строиться, и Литвинов занял своё место рядом с Наиной Генриховной.

– Десять минут, чтобы привести себя в порядок, – сказала она и впервые заставила себя взглянуть людям в глаза, приготовившись увидеть в них насмешку.

Но то, что она увидела, поразило её. Они глядели на неё… да, с обычным страхом, но и с уважением… или даже с благодарностью. Если такое возможно на уродливых пустырях Ура.

Многожён Шавкатович

Последнюю неожиданность преподнёс Многожён Шавкатович. Его обнаружили на крыше разорённого демонами свинарника.

Он лежал с довольной, перепачканной кровью физиономией, пребывал в блаженной усталости и на вопросы нахально не отвечал. Во дворе свинарника валялось несколько растерзанных свиных туш, пара мёртвых демонов и обглоданное тело Хрусталёва. Позвали Наину Генриховну.

Она увидела трупы, посмотрела на Многожёна Шавкатовича и сразу поняла, что произошло. Её бывший ученик пошёл на трансмутацию, сделал первые шаги по тому пути превращения в демона, который обсуждали во время банкета Наина Генриховна, Литвинов и Росси.

Неизвестно, убил ли он Хрусталёва сам, или это за него сделали демоны. Скорее всего, это они его убили, передрались за его тело и в этой драке погибло двое из них. Многожён Шавкатович, видимо, наблюдал за происходящим, прячась на крыше, а когда отморозки улетели, ловко воспользовался подвернувшейся возможностью.

И кто бы мог представить себе, какую горделивую душу имел Многожён Шавкатович! Какие дерзновенные мечты прятал он под маской подхалима и лентяя! Всегда раболепный, льстивый, готовый к унижениям, он ждал своего часа так, как гусеница в коконе ждёт таинственного сигнала, чтобы превратиться в бабочку.

Словно вагнеровский Зигфрид, мечтающий о блистающем мече, Многожён Шавкатович грезил о волшебном средстве, которое поможет ему достигнуть власти, и, когда он услышал разговор о трансмутации, ёкнуло его сокровенное и он понял, что настаёт его время.

Злобность и уродливость демонов – этих непривлекательных, хотя и не лишённых некоторого величия тварей не отталкивала его. Он уже видел себя самым злобным, самым толстым и важным из них и ради такой мечты готов был идти на жертвы.

Путь, на который он встал, казался ему полным неизвестности, но то, что оставалось для него волнующей тайной, было продуктом тщательного исследования тех весьма учёных существ, которые этот путь придумывали и рассчитывали. Способность человеческой души свободно выбирать своё место среди колоссальных духовных пространств, дарованная ей возможность как приблизиться к самым высоким небесам, так и пасть ниже худшего зверя, давно стала предметом их дотошного и бесстрастного изучения.

Как сделать, чтобы люди – резервуары той живой силы, которая сродни самой Предвечной Силе, творящей миры, звёзды и сонмы существ – как сделать, чтобы люди добровольно преобразовывали себя в доноров и помощников своих злейших врагов? Как добиться, чтобы они предпочли свободе – рабство, а радости – страдание?

Критически важный вопрос для наполненных амбициями, но бедных ресурсами миров. Как выяснилось, данная человеку свобода является ключом к решению проблемы. Важно, чтобы человек сам захотел вывернуть наизнанку свою природу, направил присущую ему любовь исключительно на себя, отделяясь, как бы закупоривая её в коконе собственного бессмертного «я» для её последующего болезненного воспламенения внутрь, чтобы стать чем-то вроде бомбы, вечно взрывающейся внутрь себя в нескончаемом крике отчаяния, одиночества, обиды и боли.

Чувство сострадания живёт в людях глубже, чем они осознают, – даже закалённая Уром Наина Генриховна оказалась не полностью его лишённой. Чтобы это чувство преодолеть, требуется решительное причинение вреда другим живым существам – своеобразный злобный героизм.

Чувство собственного достоинства, то есть переживание своего действительного родства и соразмерности со звёздами, ангелами, цветами и детьми, также нелегко вытравить из человека. Потому-то психологи нижних миров разработали ещё одно, внешне бессмысленное, неприятное, унизительное, но, как ни странно, требующее особенной гордости упражнение – нечто оказавшееся по плечу Многожёну Шавкатовичу.

Неистовый Многожён выбрал свою дорогу и собирался пройти её до конца. Теперь он сосредоточил все силы на следующем шаге и большую часть своего времени проводил рядом с солдатской уборной, выклянчивая у солдат вещество, совершенно необходимое ему для продолжения трансмутации.

Отныне он стал неприкасаемым, выпал как из вертикали местной гарнизонной власти, так и из подчинения своим начальникам из Средней Азии, стал всеобщим табу, собственностью настолько низких и ужасных миров, что даже Наина Генриховна была вынуждена ему потакать. И речи не могло быть о выполнении им прежних обязанностей. Необходимо, впрочем, заметить, что все были только довольны тем, что его освободили от работы на кухне – слишком неприятно теперь от него пахло, и он готовил свой любимый плов для себя одного в маленьком сиротском котелке.

Вскоре он начал тренироваться на своей крыше, делая попытки взлететь и передвигать предметы усилием воли. Несмотря на наполненную надеждами и волнениями жизнь, он не