похудел, а, наоборот, раздался вширь и его шея обогатилась дополнительными подбородочками и затылочками. В его отношении к остальным, даже к Наине Генриховне и к Литвинову, появилось высокомерие – отныне он их считал слабаками, неспособными сделать настоящую карьеру. Его азиатское начальство было извещено о случившемся. Немедленно ему стали присылать трогательные посылочки: сушёную свиную кровь, перемешанную с сахаром, миндальные орешки и анашу в обшитых бисером мешочках.

Жизнь в гарнизоне постепенно наладилась. Криптию, конечно, вспоминали, но говорили о ней редко и вполголоса. Наину Генриховну хвалили за смекалку, и никто не смеялся над тем, как она паниковала. Литвинов занялся привычными обязанностями и надеялся, что Наина Генриховна позабыла о его неудачной попытке её подставить. Наина Генриховна ничего не забыла, но не считала нужным это показывать. Литвинов не казался ей опасным конкурентом, и ей было достаточно того, что он её боится.

Поразмыслив, она решила повысить Скуратова в звании и сделала его ефрейтором. По гарнизону сразу пошли слухи, что Скуратов возвращается в силу, и многие попытались к нему подлизаться. Скуратов внутренне торжествовал, но держался скромно и делал вид, что всем всё простил. Но уж он-то, конечно, ничего не простил. Ненависть к тем, кто над ним издевался, полыхала в нём ледяным пламенем, и, перед тем как заснуть, он часто злорадствовал, вспоминая изуродованный труп Хрусталёва.

Как ни странно, он не возненавидел Многожёна Шавкатовича, который являлся главной причиной его падения. Напротив, в отношении Скуратова к нему появилось почтение, и он призадумывался, по плечу ли ему самому то, на что решился Многожён.

Через несколько дней после криптии Росси связался с Наиной Генриховной и сообщил ей, явно волнуясь, что Демидин исчез из Ура, говорил, что под угрозой уничтожения вертолёта со всеми пассажирами он был вынужден выдать его случайно встреченному демону-отморозку и просил содействия, если начнётся расследование. Говорил, что уже идут поиски и что в возвращении Демидина и особенно в возвращении его сердца заинтересованы такие силы, что Наина Генриховна бы ахнула, если бы узнала какие.

Наина Генриховна поудивлялась и посочувствовала, но для себя решила, что помочь Росси она не сможет, даже если очень захочет. Раз началась суматоха, дойдёт и до поисков виноватых, и Росси, скорее всего, на своём месте не усидит.

Ей казалось, что в такой ситуации и ей самой может не поздоровиться. Она думала, что либо сердце Демидина, либо он сам были главной причиной, почему её оставили в живых, вернули молодость, да ещё сделали начальницей гарнизона.

Что будет, если сердце не смогут найти? Если те, кто бесятся сейчас от ярости, пожелают эту ярость на ком-то выместить, отсутствие вины им не помешает. Было и нечто ещё, что её тревожило: спасая себя и солдат от демонов, она приказала всем собраться около часовни.

Часовня была объектом, к которому разрешали приближаться только для специально утверждённых лабораторных экспериментов. Уже много лет к ней никто не подходил, и даже старожил Литвинов не очень помнил, для каких именно исследований эту часовню с огромными затратами энергии когда-то перетащили в Ур. При желании использование часовни для защиты от демонов можно было расценить как предательство. Наине Генриховне ещё могли устроить показательную казнь, чтобы продемонстрировать, что лучше сдохнуть, чем пользоваться оружием врага.

Она поделилась своими тревогами с Литвиновым и с облегчением увидела, что Литвинов не злорадствует, а тоже боится. Хотя теперь он всего боялся и после криптии сильно постарел. Если бы мог, он бы спрятался за Наину Генриховну, или залез бы под стол, или зарылся бы в землю, лишь бы хоть ненадолго отдохнуть от своих страхов. А она держала себя в руках, смотрела уверенно, выглядела надменно и ждала продолжения событий.

Димитрий Димитриевич

Через два дня после исчезновения Демидина в гарнизоне объявился Димитрий Димитриевич Вишневский.

Наина Генриховна тогда проверяла отчёты, и Литвинов тоже сидел в её кабинете. В последние дни Григорий Илларионович чуть ли не льнул к ней и не упускал возможности побыть рядом.

– Если бы мы знали, как вернуть Демидина, – говорила Наина Генриховна.

– Да и жив ли он, – добавил Литвинов.

– Жив, на него устроили целую охоту. Росси говорит, согнали несколько сотен мелких демонов.

– Так много? – поразился Литвинов.

В этот момент в кабинет вошёл Димитрий Димитриевич. На нём был курортный костюмчик и модные туфли с хищными носами. Димитрий Димитриевич выглядел так, словно при его появлении в кабинете Наины Генриховны заиграл невидимый оркестр.

Наина Генриховна во все глаза смотрела на него, а Литвинов пушинкой взлетел со стула – почувствовал, что раз вошедший выглядит настолько самоуверенным, значит, имеет на это право. Димитрий Димитриевич как бы рассеянно не возражал против существования всех присутствующих, но взглянул он только на Наину Генриховну и проследовал мимо Литвинова, его не заметив.

Литвинов, конечно, и не подумал обижаться, а только преданно пялился на аккуратный затылочек Димитрия Димитриевича.

Наина Генриховна поднялась с радушной улыбкой и направилась Димитрию Димитриевичу навстречу, протягивая ему руку для поцелуя.

Но Димитрий Димитриевич как-то приосанился, подрумянился и приласкал Наину Генриховну взором.

– Уж лучше ты меня поцелуй, Наинчик, – попросил он.

Наина Генриховна подошла, чтобы приложиться к его щёчке, но Димитрий Димитриевич заледенел и замер. «Руку? – удивлённо подумала Наина Генриховна. – Надо же, как он взлетел».

Но Димитрий Димитриевич взметнул на стол ногу в перламутровой туфле.

– Помоги мне, Наинчик, – сказал он томно.

Наина Генриховна послушно сняла драгоценную туфлю и обомлела, увидав бархатистое копытце.

– Настоящее? – не удержавшись, спросила она.

– Не твоё дело, – шутливо сказал Димитрий Димитриевич.

«Ненастоящее», – с облегчением подумала Наина Генриховна и, поцеловав синтетическую шёрстку, сказала:

– Ваша ничтожная рабыня.

– Теперь надень, – сказал Димитрий Димитриевич, и Наина Генриховна надела туфлю.

– Садись, – приказал он, указывая на её собственное кресло.

Сам он сел на стул, на котором только что был Литвинов. Литвинов при этом отодвинулся ещё дальше к стеночке.

– Ты должна вернуть Демидина вместе с сердцем, – сказал Димитрий Димитриевич.

– Я? – удивилась Наина Генриховна. – Но что я отсюда могу?

Димитрий Димитриевич соединил пальцы многозначительным треугольником и прицелился его вершиной в Наину Генриховну.

– А ты подумай, – сказал он.

– Где он сейчас? – спросила Наина Генриховна.

– В Нью-Йорке, на крыше жилого дома.

– Кто его украл?

– Демон-отморозок, из древних, зовут его Бафомёт. Авторитетов не признаёт, взяток не берёт, никого не боится.

– Никого? – поразилась Наина Генриховна.

– Вообще никого! – как-то восхищённо сказал Димитрий Димитриевич.

– Но почему я, а не Росси? – спросила Наина Генриховна.

Тут Димитрий Димитриевич оглянулся и впервые заметил Литвинова.

– Погуляешь? – спросил он его.