– Ни в коем случае! – резюмировал Северов, даже не позволив мне привести все аргументы. – Об этом не может быть и речи.

– Арсений!

– Я сказал – нет, – обнял меня за плечи и ласково уточнил: – Это опасно, я не хочу, чтобы ты так рисковала… Возвращаемся в казарму, подключим наших. Что-нибудь придумаем, не переживай.

Ему легко говорить, он не знает, что во всей этой ситуации я виновата напрямую. Не сбеги я от Сашки, устроил бы он этот цирк с похищением…

– Ладно, – я пожала плечами, уверенная, что если вопрос встанет на голосование. А он обязательно встанет, потому что мой план был некоторым образом сплагиачен у Зверя – то мнение Севера уже никого не будет волновать.

Что ж, немного времени у меня ещё есть.

Парень недоверчиво покосился на меня, словно был удивлён моей покладистостью, но я только невинно улыбнулась. В конце концов, он же не запретил мне рассказывать другим о своей идее.

У западной калитки снова никого не было, поэтому я вяло заметила:

– Нам прямо повезло, что сегодня здесь охраны нет…

– Повезло… – Арсений нехорошо усмехнулся и заглянул в монитор на ладони.

– Что делаешь?

– Контролирую, чтобы мои люди не пострадали в результате чужих интриг, – и пояснил: – Если всё случится, как ты говоришь, полетят головы. И в первую очередь, у охраны. Очень не хочется, чтобы эти головы принадлежали близким мне людям.

– А не близким? – насупилась я.

– Оль, мы с тобой уже говорили об этом: я волнуюсь только о близких мне людях. Об остальных пусть волнуется кто-то другой.

Меня немного покоробило от его слов. Но я не могла не согласиться, что Северов в чём-то прав. Мы неспешно двигались по тропинке к казарме и думали каждый о своём. Потом парень вдруг остановился и запрокинул лицо, всматриваясь зажмуренными глазами в затянутое тучами ночное небо.

– Оля, – проговорил он несчастным голосом, – Я бы хотел, чтобы всё было по-другому, правда. Чтобы не надо было выбирать, кому жить, а кому умереть. Знаешь, о чём я на самом деле мечтаю?

Он так и стоял: руки глубоко в карманах, на смуглое лицо неспешно падают капли дождя. Красивый.

– О чём? – спросила я неожиданно охрипшим от нежности голосом.

– Чтобы не было Корпуса, войны, Цезаря и Колеса Фортуны. Чтобы дети не изображали из себя взрослых, а взрослые не были стадом овец… Я бы хотел попасть на необитаемый остров, где нет никого, только ты и я.

Он вдруг перевёл на меня взгляд, а затем без слов подхватил на руки и, шагнув под сень одного из парковых деревьев, крепко прижал к стволу, выбивая из меня дыхание жалящим, горьким поцелуем. Отстранился, рвано дыша и прожигая меня тяжёлым чёрным взглядом, а затем зашептал, прижавшись лбом к моему лбу:

– Ты, я и много солнца, чтобы видеть, как розовеет твоя мраморная кожа под моими поцелуями. И ещё очень много ласкового моря, чтобы шум не заглушал музыку твоих вздохов.

– К-каких вздохов? – по-моему, я порозовела и без поцелуев, по-моему, от моих щёк можно было уже прямо сейчас зажигать свечи.

– Сладких, – Арсений тихонько рассмеялся. – Ты так сладко стонешь, когда я целую тебя вот здесь, – провёл пальцем от мочки уха до ключицы. – И здесь, – прикоснулся к уголку моего рта, прошёлся по нижней губе и легонько надавил, заставляя раскрыться.

– Да, вот так, – усмехнулся, когда я издала какой-то совершенно дикий и совершенно нетерпеливый звук, и втянул мою губу в свой рот, посасывая в томительном, мучительно медленном темпе, от которого всё скручивалось внутри в дрожащий узел.

– Не могу ничего с собой поделать. Просто не могу… Когда я увидел, как этот тип… – где-то в районе его груди зародился пугающий вибрирующий звук, – у меня в глазах потемнело. Я же… – вздох и ещё один тягучий, как карамель, поцелуй. – Я не могу тобой рисковать…

От его слов захотелось плакать и смеяться одновременно. И ещё целовать его, целовать, целовать бесконечно.

– Глупый, – я больше не сомневалась, – Разве же это риск? Я ведь…

Признаться в том, кто я есть на самом деле, мне помешала аварийная сирена, которая разрезала ночь пугающим воем, да сигнальные огни, раскрасившие дворец тревожными красно-синими пятнами.

– Началось, – констатировал Арсений. – Надо торопиться.

Спустя пятнадцать минут мне начало казаться, что я очутилась в центре гигантского муравейника. Вокруг всё деятельно бурлило, градус суеты и паники зашкаливал, охрана носилась с выпученными глазами, и, хотя сирена смолкла, тревожные огни по-прежнему освещали плачущее дождём небо.

– Сиди в спальне и даже носа на улицу не высовывай! – приказал мне Арсений перед тем, как убежать в центр, якобы для того, чтобы узнать о причине тревоги.

Я, если честно, и не собиралась. Не хватало, чтобы меня сейчас кто-нибудь узнал. Полагаю, именно сегодня цесаревну будут видеть в каждой достаточно бледной брюнетке. Хоть перекрашивайся, честное слово!

Часа в три ночи вдруг прекратился дождь, и на Кирс упала зловещая тишина. Я сидела на неудобном узком подоконнике и из-за прозрачной шторки наблюдала за тем, как хмурый Север выслушивает начальника ночной смены. Тот кипятился, махал руками и брызгал слюной.

После начала тревоги прошло всего два часа, но он поседел и постарел лет на пятнадцать. Мне очень-очень хотелось спасти этого незнакомого мне человека, но своя жизнь была дороже. Внутренний эгоист снова победил.

Я спрыгнула с подоконника, дошла до кровати и упала на неё, накрыв голову подушкой. Не знаю, кого Сашка назначил на роль виновного, но начальник смены, в лучшем случае, лишится работы и звания, а в худшем – головы.

К семи утра пятницы все, за исключением главы Фамилии, собрались в спальне, но сидели тихонечко, как мышки в научно-исследовательской лаборатории. Белые глупые пушистые мышки, дрожащие от страха. Гадающие, кто станет следующей жертвой страшного бога в белом халате.

На мою кровать кто-то опустился и осторожно дотронулся до моего плеча.

– Старуха, не спишь?

– Вот я на тебя Северу пожалуюсь, – проворчала я, снимая с головы подушку.

– Пожалуйся, – Зверь равнодушно поскрёб макушку, – Но сначала скажи, вы где пропадали полночи?

– Нигде, – я с деланным равнодушием поправила подушку, потянулась и отвернулась к окну, поджав под себя ноги.

– О… – протянул мальчишка и зачем-то добавил, сверля мой затылок любопытным глазом: – О-о-о-о!

– Не «О-о-о-о!», а слезь с чужой кровати, сопляк, а то я тебе по шее надаю, – проворчали за моей спиной, и я радостно оглянулась. – И это касается каждого!

Арсений Северов стоял на пороге спальни, и его мрачный взгляд не обещал Зверёнышу ничего хорошего.

– У меня была безумная ночь, перешедшая в сумасшедшее утро, и я предупреждаю…