потихоньку выведаешь у дяди доктора, что мне стоило бы почитать, я буду очень стараться. Только не говори никому о нашем разговоре, меня сочтут безмозглой чудачкой, а я терпеть не могу, когда надо мной смеются, хотя, надо сказать, это здорово дисциплинирует.

Роза дала слово, и некоторое время они трудились молча, а потом Китти спросила с должной смиренностью:

– А вы с Чарли делаете то же самое? С тех пор как ты перестала появляться в свете, он тоже нигде не показывается, и мы прямо не знаем, что и думать.

– На него в последнее время нашел, по его словам, «творческий стих», он оборудовал себе мастерскую и делает с нас всех карандашные наброски. У него отлично бы вышло, если бы он доводил дело до конца, но ему нравится пробовать все понемногу. Я как-нибудь свожу тебя к нему, – может, он согласится сделать твой портрет для Стива. Ему очень нравятся женские лица, и сходство получается изумительное.

– Поговаривают, что вы помолвлены, но я это отрицаю – ведь если бы это было так, я бы знала.

– Не помолвлены.

– Вот и хорошо, потому что знаешь, Роза, у Чарли, по-моему, плоховато с добротными принципами, хотя он такой очаровательный, что бранить его просто невозможно. Ты ведь не обижаешься на мои слова, душенька? – добавила Китти, потому что Роза замешкалась с ответом.

– Вовсе нет, ведь ты теперь член нашей семьи, я могу говорить с тобой откровенно – и буду, потому что мне кажется, что в одном отношении ты можешь очень помочь Стиву. Касательно Чарли ты совершенно права, и в части принципов, и в части очарования. Стив страшно им восхищается, он еще в детстве любил подражать ему во всем. И в вещах совершенно безобидных и даже полезных, но и в других тоже. Не стану в это вдаваться, но ты обязательно дай своему жениху понять, как для тебя важно, чтобы он вел себя осмотрительно, – и добавь, что готова ему в этом содействовать.

– Да, конечно! Ну а когда Стив станет идеалом, то и Чарли захочет ему подражать. У меня, похоже, впереди много дел. – Судя по виду, Китти отнюдь не удручала такая перспектива.

– У нас у всех их много, и чем раньше мы возьмемся за работу, тем лучше и для нас, и для тех, кого мы любим. Вот, например, Фиби на первый взгляд ничего не делает для Арчи, но это совсем не так: она пишет ему изумительные письма, которые его воодушевляют, – в результате мы его любим и ценим сильнее прежнего.

– А как у нее дела? – поинтересовалась Китти; да, может, она «умом не вышла», но ей хватило такта понять, что Роза не хочет говорить про Чарли.

– Прекрасно, ты же знаешь, что она пела в нашем хоре, это послужило отличной рекомендацией. У нее хорошее место в новой церкви в Л., она получает неплохое жалованье, хотя у нее и без того кое-что отложено. Она всегда была экономной и очень рачительно распоряжалась своими заработками. Дядя инвестировал ее деньги, так что в финансовом отношении она уже вполне независима. Я совершенно уверена, что моя Фиби всего достигнет: она такая деятельная и собранная. Мне иногда даже хочется сбежать из дому и поработать с ней вместе.

– Ах, душа моя! У нас, богатых девушек, свои невзгоды, как и у бедных, вот только нас, в отличие от них, никто не жалеет, – вздохнула Китти. – Кто бы догадался, какие меня порой терзают тревоги, я же про них молчу, и никто не проявляет ко мне сострадания, а все потому, что я живу в большом доме, хожу в дорогих платьях и окружена поклонниками. Ариадна раньше говорила, что никому не завидует так сильно, как мне, но теперь она молчит и вообще полностью поглощена своим ненаглядным китайцем. А я в принципе не понимаю, как она его может любить.

Девушки ударились в сплетни, рассудительные речи на время смолкли, однако когда Китти отправилась домой, предварительно раскритиковав всех своих милых подруг и их воздыхателей, в муфточке у нее лежала очень полезная книжка, на лице появилось выражение решимости, а в деятельном мозгу роились всевозможные планы, касающиеся самосовершенствования: она твердо решила, что они со Стивом станут образцовой парой столетия.

Глава 14

План тети Клары

Чарли сильно переполошился, когда понял, что его сердечные чаяния могут обратиться в ничто, взял быка за рога и, подобно многим молодым реформаторам, несколько перестарался, ибо, остерегаясь искушений, бессердечно лишал себя и самых невинных забав. «Творческий стих» стал подходящим поводом для уединения, которое сам он считал подходящим себе наказанием, вот он и просиживал час за часом, водя мелком или кистью, и ежедневно устраивал бешеные скачки на вороном Бруте – это, похоже, шло ему на пользу, ибо он обожал такого рода опасности.

Окружающие давно привыкли к его причудам и к этой новой отнеслись снисходительно, однако неделя проходила за неделей, и все попытки вытянуть Чарли на люди оставались тщетными – в результате развеселые товарищи окончательно поставили на нем крест, а родственники начали одобрительно изрекать:

– Ну наконец-то он остепенился, скоро возьмется за дело.

К счастью, матушка оставила Чарли в покое, ибо, хотя доктор Алек и не стал «рявкать ей прямо в уши», как грозился, он поговорил с нею всерьез: она сперва сильно разгневалась, потом встревожилась, а под конец покорилась, потому что ей очень хотелось, чтобы сын ее заполучил Розу, ради этой цели она готова была даже подержать его в черном теле. Что до причины Розиного недовольства, к ней тетя Клара отнеслась крайне беспечно, сочтя Розу глупышкой и ханжой, «потому что у всех молодых людей, кроме тех, что ни рыба ни мясо, есть мелкие недостатки, но ведь рано или поздно все эти молодые люди остепеняются». Новым причудам Чарли она потворствовала так же, как потворствовала и всем предыдущим, относилась к нему как к обиженному существу, хотя в этом не было ни нужды, ни здравого смысла. Бедная мать! Ей еще предстояло осознать свою ошибку – и горько раскаяться.

Роза старалась проявлять добросердечие и помогать кузену по мере сил, при этом она испытывала уверенность, что у нее все получится, как испытывали и до нее многие исполненные надежд женщины, понятия не имевшие о том, насколько не привыкший к дисциплине дух сильнее самой искренней любви и насколько тяжело даже самому мудрому человеку исправить просчеты дурного воспитания. Нельзя судить ее строго, ибо при малейшем намеке на одобрение или похвалу