Вся первоначальная церковная утварь была отсюда убрана, а там, где когда-то находился алтарь, стоял стол, за которым восседали четверо. Мой взор сразу же привлек тот из этой четверки, кто сидел непосредственно напротив нас. Это был мужчина лет сорока-пятидесяти на вид, с длинными темными волосами до плеч, обрамляющими костистое лицо аскета с проницательно прищуренными глазами. Одежда на нем была богатая: парчовая красновато-золотистая мантия с меховой опушкой воротника и манжет, скрепленная у горла золотой брошью в россыпи драгоценных каменьев. Отсвет свечей в двух канделябрах, расставленных по краям стола, переливчато играл на крупном рубине перстня, унизывающего его правую руку. Уже перед тем, как этот человек заговорил, я понял, что он здесь за старшего.

– Это ты Беортрик? – спросил он моего спутника.

В его медленном, выверенном франкском угадывался беневентинский акцент. Перед нами, по всей видимости, находился не член правящего семейства, а, скорее, высокопоставленная особа из здешнего суда.

– Я, господин, – с наклоном головы, но твердо ответствовал Беортрик.

Взгляд вельможи обратился на меня, стоящего в двух шагах позади рослого саксонца.

– А ты кто таков? – с сумрачным неприступным величием изрек он.

– Мой помощник, господин, – вместо меня ответил мой товарищ.

– Что еще за помощник?

– Он был при мне, когда каган аваров наслаждался своей последней трапезой, – ответил Беортрик.

Чувственные, капризно опущенные уголками вниз губы вельможи едва заметно улыбнулись.

– Расскажи мне об этом, – сказал он.

Пока Беортрик вел рассказ о заговоре против Кайяма, мне представилась возможность разглядеть остальных сидящих за столом. Все были богато одеты, и у всех был непререкаемый вид людей, привыкших повелевать, а не подчиняться приказам. Наряду с этим меж ними угадывалось напряжение. Некто тучный, с мясистыми плечами и седенькой бородкой, что сидел слева от беневентинского вельможи, был, судя по всему, его заместителем. Еще один человек, кислолицый сутулый старик с набрякшими мешками под глазами и жидкими прядками седины на почти голом черепе, был чем-то явно недоволен. Не сводя со своих собеседников подозрительных глаз, он молча грыз ноготь. Напротив него сидел священник – сухолицый, невысокий, со впалыми щеками, покрытыми грязно-серой щетиной и красной сеточкой прожилок. На вид ему тоже было лет пятьдесят, и, судя по ерзанью на стуле, чувствовал он себя неуютно. Вместо того чтобы смотреть на собрание, этот человек пялился в какую-то точку поверх голов сидящих. Слова Беортрика он, похоже, разбирал с трудом.

Когда саксонец закончил описывать свержение Кайяма, первым заговорил старик:

– Откуда тебе знать, что он говорит правду? – просипел он в сторону вельможи, отнимая палец ото рта и сплевывая ноготь.

Вопрос он задал на латыни, вероятно полагая, что мы с Беортриком его не поймем. Спесивый вид и бледность кожи, отличающая его от смуглых беневентинцев, наводили на мысль, что это аристократ, прибывший из Рима.

– Мы сошлись на том, что на этот раз не будем привлекать сосватанный тобой уличный мусор, – ровным голосом ответил ему беневентинский вельможа, подтверждая тем самым мою догадку. Говорил он тоже на латыни.

– А если и эта попытка сорвется? – наседал старик. – Что тогда?

– Тогда в следующий раз будем действовать еще решительней.

После этого старый житель Рима обратил свою хмурость на меня. Глаза у него были синевато-серыми, а над губой, в углу рта, выдавался не то чирей, не то бородавка.

– Уведите этого отсюда, – потребовал старик, кивнув на меня. – Хватит нам и одного забойщика.

Мне хватило благоразумия сохранять неподвижность лица, как будто бы я не понимаю сказанного, и я сделал вид, что растерялся, когда слуга-беневентинец бесцеремонно ухватил меня за руку и вывел прочь из комнаты обратно в переднюю.

Под враждебными взглядами караульщиков я сел на скамью и попытался воссоздать в памяти наружность той четверки за столом. Ростом все они были ниже греческого лазутчика в Риме, отчего я сейчас был разом и разочарован, и благодарен судьбе. Разочарован тем, что не смог как следует разглядеть его лица, а признателен за то, что его здесь не оказалось, иначе бы он, вспомнив то избиение в Падерборне, неминуемо бы меня признал. Надменный старик за столом был, скорее всего, из римской фракции аристократов, желающей устранить выскочку-Папу, которого она считает зарвавшимся простолюдином. Священник же оставался загадкой. Если это настоятель монастыря или начальник монашеской братии, то на собрании этот человек мог присутствовать на правах хозяина данной встречи. Хотя, если вдуматься, он мог представлять здесь и латеранцев, а значит, быть активно вовлеченным в заговор против Его святейшества.

Спустя недолгое время из двери показался Беортрик. В одной руке он нес за тесемку мешочек из сафьяна. Не говоря ни слова, саксонец мотнул мне головой – мол, иди следом, – после чего решительным шагом двинулся мимо караульщиков к наружной двери. Обратно в келью мы возвращались молча, в сопровождении караульщиков, которые держались довольно почтительно, но на ночь снова заперли нас на засов. Лишь когда звуки их шагов стихли в отдалении, я отважился заговорить, и то лишь шепотом.

– Что ты узнал? – спросил я.

– Избавиться от Льва они настроены всерьез, – ответил мой товарищ на саксонском. – Дали мне задаток в сто солидов и посулили вчетверо больше, когда он окажется в гробу.

В подтверждение своих слов Беортрик приподнял тонко звякнувший кошель.

– И как ты должен будешь осуществить убийство?

– Своими силами. Обязательное условие: действовать я должен в одиночку, без сообщников.

– Это потому, что в прошлый раз они наняли банду головорезов, но те не справились.

– Я сказал: для того чтобы покушение удалось, меня надо снабдить подробными сведениями о передвижениях моей цели. А также я должен узнать, насколько сильна его защита.

– А они?

– Они уже указали место, где я смогу подобраться к Папе без охраны.

– И где оно?

– Называется Форум Нервы[20]. Судя по всему, это где-то в центре города. Разумеется, я настоял, что должен вначале сам его осмотреть.

– А по времени?

– Не указали. Сказали только, что свяжутся со мной, когда все будет уже подготовлено.

Саксонец встряхнул кошель, монеты в котором глухо звякнули, а я в это время раздумывал над его словами. Складывалось впечатление, что нападение на Льва было частью некоего гораздо более обширного замысла.

– Кто, по-твоему, тот желчный лысый старик с бородавкой на губе? – поинтересовался я.

– Он со всеми общался на латыни, на которой я знаю лишь пару фраз. Тем не менее я думаю, что он требовал расправиться с Папой самое позднее к октябрю.