– В трех днях езды от Рима есть какой-то монастырь. Мы туда прибыли под вечер, а наутро после встречи поехали обратно. Так что о монастыре я ничего особо и не знаю.

– В путешествии ты ни к чему не присматривался? На тебя это не похоже!

Я облизнул губы, удерживая на языке кисленький привкус лимона.

– Извини. Только в монастыре мы не видели никого, кроме стражников-беневентинцев и людей, на встречу с которыми нас доставили. Все проходило в строгой секретности, – рассказал я.

– Так что же ты уяснил? – после терпеливой паузы спросил мой друг.

– Монастырь построен на краю горной кручи. Там мы поднялись по длинной лестнице, а затем прошли через широкий внутренний двор. Помню, там была колокольня и довольно-таки новая базилика.

– Негусто, – нахмурился мой собеседник.

– Была еще брошенная старая часовня. Там и проходила встреча. А в ней на дальней стене старая-престарая фреска, со сценой распятия…

– …и коленопреклоненным священником у креста, – упреждающе выставив руку, закончил за меня Павел.

– Тебе известно это место? – изумленно поглядел я.

– В противном случае я был бы просто невеждой. Ты рассказываешь о монастыре на горе Кассино. Там прошли последние годы жития святого Бенедикта.

– Я не сумел разобрать букв возле нимба, но вполне вероятно, что там действительно было начертано «Бенедикт».

Теперь Павел был весь внимание: столь увлеченным я его редко когда видел.

– А из монахов ты кого-нибудь встречал? – осведомился он.

– Всего одного. На вид лет пятидесяти, красноватое лицо с прожилками. Он сидел на той встрече.

– Должно быть, это Пелагий. Он пробст[21], выше него только Гизульф, настоятель. Пелагия я видел лет семь-восемь назад, когда он приезжал в Рим с делегацией от монастыря, желая получить подтверждение земельного отвода.

– Мне показалось, что остальные вызывали у него скрытое недовольство.

– А кто были эти остальные?

– Двое по виду беневентинцы. Один такой длинноволосый, с худым лицом. Он руководил встречей. Второй приземистый, полный, с седой бородкой. Мне показалось, что это какие-то вельможи, присланные принцем.

Павел покачал головой:

– Сказать затрудняюсь. В Беневенто я не был уже давно, а лица при дворе меняются. Кто там был еще?

– Еще один, намного старше. Волос седых всего ничего, и желчный такой. Думаю, наверняка из Рима. Над губой большая бородавка.

– А, ну с этим понятно! Сенатор Пасхалий из Алатри[22]. Близкий друг нынешнего герцога Непийского, он же глава городского ополчения.

Отставной номенклатор, слегка откинувшись на кушетке, помолчал в задумчивости.

– Значит, четверо. И что обсуждалось? – задал он следующий вопрос.

– Найм Беортрика в качестве убийцы Папы.

Мои слова Павел воспринял невозмутимо:

– Неудивительно, что Пелагий смотрелся неуютно. Его настоятель о происходящем или не знал, или же Гизульф сам послал Пелагия вместо себя, не желая выказывать своего прямого участия. Кстати, Гизульф тоже связан с принцами Беневенто.

Я повел под рубахой плечами. Пот высох, и кожа начинала немилосердно чесаться.

– Они настаивают, чтобы Беортрик совершил покушение в одиночку, – продолжал я рассказывать.

– Значит, в своем успехе они вполне уверены.

– Очевидно, к Папе, когда тот будет без охраны, он сможет подобраться совсем близко.

– А где это все должно произойти?

– Да вроде на Форуме Нервы.

С изумлением я увидел на лице Павла широкую торжествующую улыбку.

– Веришь, нет, я так и знал! – воскликнул он. – И вправду, где ж еще как не там!

Он грузновато поднялся с кушетки и кликнул слугу, который принес ему шляпу и уличные сандалии.

– Пойдем-ка прогуляемся, Зигвульф, – с лукаво-довольным видом сказал мой друг. – Теперь снаружи уже не так жарко, а мне хочется кое-что тебе показать.

* * *

Заинтригованный, я вышел вслед за Павлом из виллы и двинулся по пологому спуску disabitato. Путь наш лежал в направлении исполинского щербатого барабана Колизея, а вокруг из зарослей трав и кустов тут и там ребрами невиданных зверей выглядывали остовы древних строений. Среди них, словно невпопад, были раскиданы сельские дома и постройки с крышами, крытыми заплесневелой соломой, под которыми нашли себе приют оставшиеся жители этого квартала. В недвижном воздухе стоял дымный запах очагов, слышались звонкие выкрики и смех детей, играющих в запущенных садах или среди стен развалившихся вилл. Там, где земля у подножия холма выравнивалась, почва из-за плохого осушения обрела характер болота и даже сухим летом была сырой и мягкой. Здесь мы повернули направо и миновали колоннаду античного храма, переделанного в христианскую церковь. В этом месте дорога расширялась и выводила нас к еще более скученному средоточию крупных и ветхих зданий, о предназначении которых сложно было и догадываться, если б не пояснения Павла о том, что это бывшие святилища, театры, общественные бани или здания судов.

– Не все здесь было столь грандиозно, как намекают эти руины, – широким вольным жестом обвел мой друг полуразрушенную, но не утратившую своего былого величия окрестность. – Вон то заболоченное место, которое мы только что миновали, некогда занимал квартал красных фонарей, а вот здесь, где мы стоим сейчас, в былые времена была улица книготорговцев – до тех пор, пока одному самовлюбленному императору не пришла мысль увековечить себя, перестроив ее в форум и назвав его своим именем[23].

Я оглядел то, что когда-то в былые времена являлось, вероятно, грандиозным местом общего пользования. По обе стороны форума во всю его длину тянулась двухэтажная аркада с колоннами, возвышаясь над местом, где была когда-то площадь, кипящая многолюдством: тут тебе и зазывалы, и торговцы, и покупатели, и зеваки, и всевозможные чиновники, тут и граждане бывшей республики, и ее заезжие гости. Некоторые из колонн уже утратили свои кудрявые капители, другие сломились пополам, и все они были изъедены непогодой и многовековой грязью. Тем не менее им был по-прежнему присущ дух величавости, а льнущие к ним домишки, сараи и лавчонки нынешней постройки смотрелись невзрачно и убого, словно это были пиявки, присосавшиеся к телу своего изнемогшего в силу возраста исполина-хозяина. Мне подумалось, что пустое величие форума является своеобразным отражением выгоревших руин аварского Хринга с его устремленными в небо обугленными столпами палисада.