– Смотри, там тоже расходятся, – с жгучим интересом сказала Рода, поскольку в палисаднике перед домом мистера Лидгейта слышались голоса.

Когда они подошли чуть ближе, стало возможно разглядеть на крыльце мисс Кловис и мисс Лидгейт. Кэтрин скрывалась в тени у лавров, и когда остальные отбыли, подошла поговорить с Дейдре.

– Какие вести от Тома? – спросила она.

– О, я только что ему написала. Так трудно понять, как у него там на самом деле. Кажется, он занят, – с сомнением добавила девушка.

– Знаю я эти письма! – улыбнулась Кэтрин. – Так ужасно занят такими великими вещами! Но милый Том, мы же не хотим, чтобы он менялся, верно?

Дейдре не слишком понравилось «мы», но ей оставалось только согласиться.

– И не забудь, что поздравления к Рождеству надо посылать заранее, – посоветовала Кэтрин. – Чуть ли не сейчас, кажется.

– Да, знаю, – суховато ответила Дейдре.

– Том всегда посылает разные смешные открытки со сценками из африканской жизни, но от них только кажется, что он еще дальше, и они неизменно приходят за много недель до Рождества.

Кэтрин не знала, да и откуда бы, что Тому не суждено послать открытки на Рождество. Он не сумеет этого сделать, так как будет лежать мертвый – случайно застреленный в политических беспорядках, в которые ввязался скорее из любопытства, чем из страстных убеждений.

У перегруженного работой молодого колониального чиновника, в чьем ведении находилось происходящее, и так забот был полон рот, а потому он не мог беспокоиться еще и о том, как обеспечить защиту антропологам, лезущим не в свое дело. Но ему нравился Том Моллоу (они часто выпивали вместе по вечерам), и именно он нашел рождественские открытки, уже со штампами и готовые к отправке, на столе в хижине Тома. Их он выбросил, сочтя, что теперь они только расстроят его друзей. На столе рядом с ними лежало еще и неоконченное письмо – явно девушке, и чиновник не знал, что с ним делать. Он вспомнил, что Моллоу однажды достал фотографию девушки на скамейке в саду, а у ее ног лежали две собаки – золотые ретриверы, решил он. Но потом, собирая бумаги погибшего, он наткнулся на письма от двух разных девушек. Так которая же с собаками? Она была подружкой Тома или просто фотографии той, другой девушки у него не имелось? Впрочем, это не его дело, и вообще лучше не встревать и избегать осложнений. Поэтому чиновник приложил письмо к заметкам о родстве и землепользовании и все вместе переслал семье Моллоу в Англию.

Марк и Дигби услышали новость от профессора Фэрфекса, который, возможно, из-за нервозности говорил игриво, точно Тома поймали на какой-то ребяческой проказе.

– Антропологи в экспедиции обычно не умирают, – заметил Марк. – Стоит ли удивляться, что Фэрфекс не справился. В следующий раз, когда такое случится, у него, возможно, лучше получится.

Они разговаривали в присущей им манере, поскольку не знали, как иначе выразить свои чувства, да и вообще, каковы эти чувства сейчас. Дигби первым делом подумал о Дейдре и о том, как на ней отразится смерть Тома, Марк – о внезапно освободившемся гранте на экспедицию и о том, кто этот грант скорее всего получит.

– Деньги-то с ним не умерли, – разумно указал он. – Очевидно, их отдадут кому-то другому. Почему не тебе?

– Почему именно мне?

– Мне самому они, вероятно, не понадобятся. Я собирался как-нибудь тебе сказать, что, наверное, брошу антропологию, – протараторил Марк. – Отец Сьюзен поговаривает о том, чтобы предложить мне пост в своей фирме.

– Ну, возможно, ты более нас всех пригоден носить котелок и зонтик-трость, – откликнулся Дигби.

Говорил он легкомысленно, но про себя был потрясен, что Марк способен вот так дезертировать, бросив их жизнь борьбы и бедности ради перспективы довольства и роскоши. Точно монах оставил свой монастырь ради мирских благ.

– А как же Кэтрин? – спросил он вдруг. – Ей кто-нибудь рассказал? Возможно, следует попробовать ее утешить.

Про утешение Дейдре он умолчал, чувствуя, что в присутствии Марка там нет необходимости.

Они приехали к ней в середине дня. Кэтрин открыла дверь – волосы встрепаны, никакого макияжа – и предложила им пива из квартовой бутыли, которую открыли, но не закупорили снова. Пиво выдохлось и скисло. На столе стояли чайник и чашка, в машинку был заправлен лист бумаги. Марк изогнулся прочесть, что она пишет: похоже, это была статья о том, как устроить «недорогую» вечеринку с коктейлями.

– Да, дорогой, «недорогую» или, говоря честь по чести, дешевую, – чересчур оживленно затараторила Кэтрин. – Не покупайте лучший французский вермут и не забывайте постоянно докладывать гостям лед, так чтобы по мере того, как идет время, люди все больше пили бы подкрашенную воду со льдом и сами того не замечали бы! А если что-то заподозрят, то они противные люди и вообще не из тех, кого хочется к себе приглашать. Писать – такое утешение, верно, так всегда говорят… Очень даже позволяет отвлечься. Мне же иногда кажется, что, наоборот, позволяет больше уйти в себя, и, по сути, это самое худшее.

– Кэтти, дорогая, нам так жаль, – беспомощно начал Дигби. – Мы приехали узнать, нельзя ли…

– Спасибо, мои хорошие, но что тут можно поделать? Так благородно правда умереть, сражаясь за свободу угнетенных против тирании британского правления? Теперь вы понимаете, что на самом деле все было оправданно? Разрыв с воспитанием, большим домом, частной школой… В последний раз он вернулся от них совсем расстроенный… Он думал, что неправильно поступил, бросив все это.

– Но было-то все не так, да? – несколько раздраженно спросил Марк. – Он же с теми людьми сошелся по чистой случайности. Сомневаюсь, что он намеревался перейти в оппозицию к кому-либо или к чему-либо, он просто там очутился, как мог бы на его месте любой другой антрополог.

– Любой другой антрополог! – презрительно бросила Кэтрин. – Другие прятались бы по своим хижинам за горами заметок. Вы всегда ему завидовали, все вы, потому что знали, что вам с ним никогда ни в чем не сравняться…

Разрыдавшись, она выбежала из комнаты. Они услышали, как она уходит в спальню, а потом вообще из дома – хлопает за собой входной дверью. Поспешив к окну, Дигби увидел, как Кэтрин вскочила в автобус, который как раз отходил от остановки.

– Наверное, она знает, куда едет, – неуверенно сказал он. – Наверное, просто решила покататься, пока не успокоится. Зря ты с ней заспорил, надо было с ней соглашаться, что бы она ни говорила.

– Но так утомительно будет, если из Тома сделают нового Лоуренса Аравийского, – возразил Марк. – Я не хотел ее обижать, но все это так далеко от правды.

– Интересно, поможет ли тебе любовь к правде в твоей бизнес-карьере? – насмешливо поинтересовался Дигби. – Скорее уж будет помехой.

Они начали препираться самым бессмысленным образом, а потом покинули квартиру. Дигби перед уходом позвонил Дейдре и договорился о встрече, а затем начал беспокойно репетировать, что ей скажет. Марк ушел к себе дуться. Ему было жаль Тома, но на его веку пока что умирали только пожилые люди да еще дальние родственники. Поэтому происшедшее он сформулировал для себя как «немножко множко». Бросаясь в крайности, Том зашел слишком далеко.