Ограбила дочиста бывшего хана его же почетная охрана и ускакала обратно в Казань вместе с добром, оружием и лошадьми. Слуг тоже угнали, они теперь собственность нового двора.

Стоит Шах-Али посреди степной дороги. Смотрит на разоренные повозки, на жену свою Фатиму-Султан, закутанную в шаль, на свой двор. Мал тот двор, три десятка особо приближенных, что еще из Касимова с ним приехали. Да пара наложниц, да полдесятка служанок жены.

Хоть плачь. Стоят вокруг его верные визири и мурзы, а утешить его нечем, сами без сабель на поясах словно голыми себя чувствуют.

Сокольничий Хайрула клетку с вороном из пыли поднял, на птицу грустно взглянул, сказал:

– Думаю, Хасан, нескоро тебе теперь орехов греческих поклевать выдастся…

Возмутился ворон Хасан, клюв о прутья поточил и ответил Хайруле:

– Дур-р-рак!

Шах-Али рассмеялся и первым по дороге двинулся. Чего стоять? Если видит Аллах их беду, то поможет. Все в его руках. Шах-Али нагнулся, подобрал из пыли молитвенный коврик, с ним и пошел.

Страшно в лесу ночью. Вот филин сверху ухнул, а где-то волк завыл. Благо, что один – не стая. Сидит двор свергнутого хана Шах-Али вокруг костра, бывшие придворные думают невеселые думы. Еще вчера – правители огромной и богатейшей страны, а ныне…

Вот визирь Халиль, что с отцом Шах-Али приехал из Астрахани. Еще вчера он руководил огромным казанским войском: конными, пешими и судовыми ратями. А ныне некого и на охрану лагеря поставить. Разве что постельничего? Так какой из него охранник? Только кланяться да наушничать был мастер. Да и что за охрана без оружия?

Вот рассматривает свою искусно сделанную плетку мурза Исмаил Чарышев, что командовал в Казани уланской сотней. Надо же, плетка есть, а коня, которого этой плеткой можно подгонять, нет. И уланской сотни тоже нет.

Такие же невеселые мысли и у остальных. Каждый оставил в Казани хорошую должность и сытую жизнь. Что же теперь делать? Хорошо хоть согрелись. А сначала даже решить не могли, стоит ли разводить костер? Вдруг передумает хан Сахиб и пошлет погоню, чтобы лишить изгнанников жизни? По костру беглецов легко найти. Но вот когда темнеть начало, никто уже и не спорил. Без огня в лесу ночью – просто жутко! И холодно в одеждах из шелков.

Развели костер, согрелись. Нашли небольшой ручеек, напились, но, почитай, весь день не ели. И еды в лесу добыть не смогли. Не приучены, да и нечем. Даже луков скитальцам не оставили. Кто-то из визирей даже предложил ворона сварить. Шах-Али спас, сказал, на всех супа не хватит. И не поймешь, пошутил или всерьез. Опять же – варить не в чем. Посуду золотую в повозки положили: кувшины, чаши с каменьями, а котла походного взять не догадались.

Трет клюв о прутья ворон Хасан, стучит по клетке, просит выпустить, он же тоже голодный. Ворону легче, в лесу полно различных жуков-червяков. Поглядел на хана сокольничий Хайрула, открыл дверцу. Вышел ворон из клетки, осмотрелся по сторонам и сразу к кустам на краю поляны перелетел, клювом застучал. Удивился Хайрула, взял головню из костра, к кустам тем подошел, посветил. Возвратился, улыбка до ушей, а в горсти – лесные орехи, вполне созревшие. Надо же, сколько на поляне сидели, а так и не заметили, что еда совсем рядом. Целая ореховая роща!

Какая-никакая, а еда.

Богата рыбалка на Волге-реке по осени. Разная рыба водится в реке: и окунь, и плотва, и красноперка, и карась. Но то – все мелочь, разве что ушицы сварить на бережку. Лещ и плотва хороши для сушки и засолки. Щука сушеная тоже полезна, мука из нее навариста. А вот если поставить большой перемет через реку, то можно и стерлядь поймать, и остроносого осетра, и царь-рыбу белугу. Вырастает она порой до огромных размеров, едва одна на телеге помещается. И икры в ней три ведра. А еще попадается сом-рыба усатая, тоже с человека вырастает. Мясо у сома белое, вкусное. Однако, опасная рыба. Говорят, что сом запросто может проглотить рыбака, если тот ненароком свалится в воду.

Но куда опасней для рыбака не то что в воде, а что приходит с берегов – марийцы, черемисы да дикие башкиры. Нехристи они и данники казанские, и хоть строго запретил хан казанский Шах-Али русских купцов и рыбаков трогать, так разве слушают басурмане? Налетят гурьбой, и окажется русский рыбак на Арском базаре.

А еще есть вотяки, которые себя называют удмуртами. Они на челнах ходят. Небольшие челны, быстроходные. Крадутся вдоль берега, налетают внезапно. Если повяжут – беда, уведут в свой город Уржун, а оттуда и выкупа нет. Так и сгинешь у басурман на чужбине.

Опытен староста рыбацкой артели Илья, а потому зорко следит за рекой и берегом, пока артель тянет переметную сеть через речку Ветлугу. Под рукой у Ильи пешня да заточенная острога, а у артельщиков припасены луки да топоры. Есть чем отбиться.

Но тихо пока на реке, и запах манящий разливается от ушицы, что закипает в большом медном котле. Секрет этой ушицы Илье передал отец, а ему – дед. Еще с вечера проварил Илья мелкую рыбешку, окуней, плотву да подлещиков. Хорошенько проварил, чтобы рыба в кашу рассыпалась, а поутру в это варево побросал куски стерлядки и молодого осетра. Осталось только посолить, приправить ржаной мукой да пшеном. И кое-каких травок с луком добавить, а каких – тоже дедовский секрет. Такую уху великому князю на стол подать не зазорно.

Но тут слышит Илья крик с высокого берега. Кричит Петрушка, отрок, его Илья послал в дозор – окрестности наблюдать. Вот и увидел что-то. Спустился Петрушка, запыхался весь:

– Дядька Илья, дядька Илья! Там… По берегу… люди странные бредут. Никогда таких не видел. Безлошадные и без оружия… Речь нашу знают, но говорят чудно. И по всему – очень усталые и голодные.

Подумал Илья, рыбаков окликнул, острогу под руку положил. Велел вести гостей к стану.

Сидит Хайрула на старой коряге, принюхивается к запаху ухи, давится слюной. Знает: пока не насытится великий хан с дражайшей своей супругой, придется еще потерпеть. Но сил никаких больше нет, а хан по всему насытится нескоро, вон как он жадно хватает ломти ржаного хлеба с холстины и большие куски белой рыбы из котла, жует, сопя и облизывая пальцы.

Почесал в затылке староста Илья и дал знак артельщикам. Те свои миски, плошки да ложки из мешков достали, протянули голодным татарам.