и вызвался. Было у него кое-что закопано в укромном месте за Арским полем. Не все золото тогда в клетку с вороном влезло, вот и припрятал до лучших времен.

– И все-таки я молодец! – похвалил сам себя Хайрула. – И хану угодил, и золото припрятанное вырыл, да еще семью по пути навестить успел, подарков им привез.

Ах, как радовалась жена Хайрулы Зухра, когда он на обратной дороге всего-то на пару дней заехал, как ласкала его всю ночь… А ведь перед свадьбой плакала Зухра, не хотела идти за Хайрулу. То-то! А как радовался сын Сафар! Схватил подаренную отцом детскую сабельку и сразу побежал бурьян рубить. Настоящий казак растет, семь лет ему скоро! Когда уезжал Хайрула обратно в Каширу – оба плакали. Может, прав сотник Амин, надо было семью в Каширу привезти? Не так скучно здесь стало бы жить. Но кто тогда за домом, за хозяйством в Касимове присмотрит? Нанял он двух казаков за стадом следить, но и за ними нужен пригляд. Нет уж, пусть жена с сыном пока в Касимове поживут. Там ей и отчим поможет, и остальной юрт не чужой. Разбогател вдруг Махмуд, обоих сыновей женил. С чего бы это? Где денег на калым взял? А все прибеднялся. Ну да Аллах ему в помощь! Тут о себе думать надо. Ведь не вечно продлится эта каширская ссылка. Не зря же Хайрула письма от Шах-Али в Казань возил мурзам да бекам. Глядишь, и поживет еще в настоящем дворце.

Очнулся от приятных мыслей Хайрула. Чего это кричат со сторожевой башни? Дозорный показывает в сторону дороги. Едет кто? Встал Хайрула на ноги, пригляделся. И правда, пылят по дороге со стороны Москвы какие-то всадники. По всему, княжьи люди. И много, все при саблях. С чего бы это? Если от князя к хану, то в Серпухов бы и ехали. А чего им в Кашире-то делать?

И как-то нехорошо стало Хайруле, неуютно. Словно черная кошка в груди заскребла. Снова хлопнул сокольничий рукой по поясу, проверяя кошель, свистом подозвал коня. Аллах милостив, но золотишко лучше припрятать надежнее.

Изменила удача бывшему сокольничему бывшего казанского хана Шигалея. Промашку допустил Хайрула. Надобно было не золото в землю зарывать, а самому прятаться, спасать свою шкуру. Переплыть Оку тайным бродом, и знакомой дорогой в Казань, а то и в степь. Можно было бы и в Касимов, но и там княжьи люди достать могут. Нет, надежней в степь, к родне, туда русский князь дотянется. А Хайрула сам же в Каширу вернулся. Там его люди княжеские и ждали…

…Висит Хайрула на дыбе, стонет, уже не рвет глотку. Дыба человека быстро меняет. Еще неделю назад, когда его в Москву привезли и в допросный подвал бросили, возмущался сокольничий, кричал, что без ведома хана никто его тронуть не смеет! Только хан Шах-Али его судить и казнить может! Он же его двора! Мучителей своих поначалу собаками обзывал. Жалкими псами. Но ему быстро растолковали, что когда дело касается измены, то и хана можно на дыбу вздернуть. Не верит мучителям Хайрула, уверен, что не тронет никто хана Шах-Али. Ведь великому князю Василию он – первый друг. А он, Хайрула, Шигалею – верный слуга. Выручит его Шигалей! Обязательно выручит!

Объяснили ему: ошибается он, и так хорошо объяснили, что левое ухо не слышит от молодецкого удара, а правый глаз не видит, заплыл.

Не знает Хайрула, что Шах-Али уже не в Серпухове и в Кашире, предан он опале и сослан в Белоозеро с семейством и всем двором. Знал бы, не стал бы упорствовать. А так молчит Хайрула, не признается, что в Казань ездил, не говорит, кому грамоты, написанные Шах-Али, передавал и от кого ответы привез.

Сердится княжеский дьяк упорству казака, дураком Хайрулу обзывает. Дает знак палачу. Хватается тот за веревку, и хрустят, выворачиваясь в суставах, плечи несчастного сокольничего. А палач пучок соломы в жаровне подпалил и огнем несчастного по ребрам, по ребрам.

– Говори, собака, кому грамоты в Казани передавал! – визжит княжий дьяк.

А палач еще огоньку добавил. И не выдержал Хайрула адовых мучений, хотел уже все рассказать, да не успел. Кольнуло что-то в груди, будто стрела вонзилась, потемнело в глазах, и поник головой бывший сокольничий.

Развел руками палач, виновато посмотрел на дьяка. Прижал ухо к обожженной груди Хайрулы. Нет, не дышит пытаемый. Слабоваты потроха оказались у татарина, не выдержало сердечко.

Дьяк теперь палача дураком обозвал и кинул в него медной чернильницей.

Той же ночью раскричался ворон Хасан, беспокойно топчась в большой клетке, перебудил все палаты. Хотя какие там палаты, так, длинная изба с клетями. И в этих тесных сырых клетях весь царский двор хана Шах-Али поместился. Сырых, потому что север, вологодские земли, реки, озера да болота. Как дождь или иное ненастье – ни пройти, ни проехать. И вот посреди этой непроходимости стоит Белоозеро, крепость на берегу Белого озера, где из него вытекает речка Шексна. Вода окружает Белоозеро с трех сторон, а посредине на прибрежном мысу велением Ивана Великого заложен город с высокими стенами и восемью башнями. Внутри каменные церкви, два монастыря, воеводский двор. И без веления воеводы нет выхода за те стены.

В Белоозере содержатся самые опасные преступники и самые почетные гости. Князь Иван здесь свою семью прятал, когда Ахмат на Угре стоял, и казну свою княжескую здесь хранил. Недругов тоже сюда ссылал. Содержалось здесь семейство свергнутого казанского хана Ильгама, и Абдул-Латиф, когда своевольничать задумал, тоже здесь своей царской кровушкой комаров кормил. И вот теперь – Шах-Али со двором.

Проснулся хан от вороньего крика, встал с ложа, подошел к клетке, свечой посветил. Бьется ворон в клетке, кричит, стонет. Словно боль страшная его жжет. Но вот успокоился, на дно клетки сел, клюв открыл и на хана смотрит безумными глазами.

– Приснилось что? – спросил хан участливо, жестом успокаивая подбежавшую жену Фатиму-султан. – А, понимаю, скучаешь по Хайруле. Некому больше по затылку постучать? Не на ком халат подрать?.. Знать бы, как там Хайрула?

– Хайр-р-рула, – повторил ворон.

Вздохнул хан. Давно покаялся он перед великим князем Василием во всех своих прегрешениях, подробно рассказал, кому в Казань писал и что именно. Да и чего скрывать-то? Наверняка Хайрула тоже во всем признался, Аллах ему в помощь.

Где похоронен сокольничий, родные так и не узнали. Им лишь сообщили, что погиб Хайрула. О причине гибели так и не сказали. Помер и помер. И велели молчать,