– Дрова загрузили в Курейке, машина, тьфу-тьфу, работает, команда здорова. Одиннадцатого июня уйдем на Бреховские с заходом на каждый попутный станок. Отход на десять ноль-ноль!

Из-за стола встали дружно. Пожали друг другу руки, поскольку все пока складывалось удачно. Шмидт проводил на судно Лопатина, где уточнил схему расчетов с рабочими и проводниками.

– Заключим контракт с Соколо. Оленей, вы знаете, берем кортом и платим отдельно, – ответил освоившийся Лопатин. – Об оплате буксирных собак решим позже, когда двинемся вверх. У нас на одного человека меньше. Этнографа Щапова Афанасия Прокопьевича, по его просьбе, я оставил в Туруханске. Откуда он пойдет вверх до Енисейска, занимаясь своими исследованиями.

Они поднялись на судно и зашли в каюту геолога. Просчитали длину и ширину проток, примерные площади островов, ширину Большого Енисея на протяжении Бреховского архипелага. Потом определили расстояние между станками от Ладыгиных Яров до Гольчихи, число рек, впадающих в Енисей по правому берегу, прикинули время прохода каждого участка.

– На карте, Илларион Александрович, гладко и расчеты сделали быстро, а вот преодолеть эти версты будет нелегко. Уйму сил потребуют! И удачу надо постоянно держать в руках.

– Не волнуйтесь, Федор Богданович, пройдем! Я уж намотал тысячи верст ногами. Правда, в тундре первый раз, но знаю, летом здесь две беды: болото и комары.

– А Енисей? Не считаете его бедой?

– Енисей как Енисей! Я уже прошел на веслах две большие реки. Кое-что полезное обнаружил на их берегах. Так что с этой стороны, меня даже сумасшедшая ширина реки не пугает. Лодки у нас, как морские боты, четырехвесельные. И парус можно поднять, когда гребцы отдыхают. На лодках установлены тенты, спасающие от дождя и ветра. В лодке ночью можно спать. Надежный флот, но под веслами ходит медленно. А шторма на Енисее будем пережидать. В самое пекло не полезем. У меня люди опытные, бывалые, кроме моего младшего брата Пашеньки. Студент он. Попросился на полевой сезон, денег заработать. А вообще он фотограф. Добротно освоил фотодело. Надеюсь с такими людьми пройти и нижнее, и среднее течение Енисея и решить поставленные задачи.

Шмидт внимательно слушал уверенного в себе Лопатина и, когда тот закончил тираду, сказал:

– Я в начале мая ходил на оленях с Сотниковым-старшим к Норильским горам. Там он застолбил открытые им месторождения угля и медной руды. Завтра я вам покажу эти камни. Мой предварительный вывод: уголь и медь. Ну а объемы? Снег помешал, хотя бы визуально, их определить. Но Норильские горы, чувствую, богатые, даже графит и золото находили. Их надо обязательно нанести на нашу карту. Они, на мой взгляд, перспективные для России.

– Это хорошо, что вы успели взглянуть. Я по камням определю: что есть что.

Вышли на палубу, закурили. Внизу, на невдалеке пришвартованной барже, шныряли грузители, освобождая трюм. Шкипер Гаврила и приказчик Дмитрий Сотников открыживали на накладных снятые на берег товары.

– Торопятся мужики, – сказал начальник экспедиции.

Покурив, выбили о ладони трубки, стряхнули пепел в воду и разошлись. Шмидт направился к Сотникову, а Лопатин в каюту. Уже спустившись на берег, Шмидт вспомнил: Илларион Александрович не представил ему членов экспедиции, находившихся на барже. Он возвратился и постучал в каюту.

– Извините! Я хочу до выхода уточнить функции каждого исследователя.

Лопатин с раздражением пояснил:

– Функции определены профессиями: метеоролог, этнограф, топограф и фотограф, а казак Егор Никитич Даурский – мой слуга на период полевого сезона. Я вас познакомлю по пути к Бреховским островам. Сейчас все отдыхают в трюме от трехнедельного пути. Трюм темный и неуютный, условия для пассажиров тяжелые. Но терпят, все ждут интересной работы.

– Хорошо! Ухожу. Завтра со своим напарником перейдем на баржу. С апреля на шее у Сотникова. Ни копейки не взял. Но просит помочь разобраться с норильскими залежами. По осени еще раз загляну в горы. Здравия вам, Илларион Александрович!

И он вышел из каюты в коридор, сияющий в свете проникающих сюда солнечных лучей красным деревом и узкими поперечными полосками желтой меди.

На угоре, у самой деревянной лестницы, сидел Савельев.

– Что в одиночестве, Василий? Тоска гложет? – спросил ученый.

– Да вроде того. Не привык я, оказывается, жить в замкнутом пространстве. Вроде простор вокруг, а свободы не чувствую. Приелось все. И люди, и собаки, и река, и тундровые цветы, и голоса птиц на Кабацком. Общение просит свежести.

– Терпите! Это вам Санкт-Дудинбург, а не Петербург, – пошутил Шмидт. – Через полгода будете в столице. Побродите по мостовой, подышите петербургскими туманами, прокатитесь на извозчике, вдохнете запах химикатов своей лаборатории и, поверьте, снова придете ко мне проситься в очередное путешествие. Это провалы психики, дорогой доктор Савельев! Через день пойдем по Енисею, и тоска улетучится на небеса. Повторов, одинаковых впечатлений, схожести мест в экспедиции не предвидится. Все будет новым, девственным. Я сейчас от Лопатина. Рекомендую вам изложить на бумаге, кроме препарирования животных и птиц, еще ряд предложений, направленных на решение главной задачи экспедиции. Поэтому, вместо глодящей тоски, заполните голову и душу созиданием. Лопатин человек строгий и хваткий. Ленивцев не терпит. И вам и мне можно взять от него много полезного.

На баржу загрузили неводы, кожаные бродни, пробковые спасательные пояса, кули с солью, ножи для разделки рыбы, лопаты, топоры, деревянные гвозди, матрацы, провизию. Сидельников самолично все посчитал и распределил по местам лова. Рыбаки и засольщики расписались за полученное у приказчика. Веревки и неводной нитки каждый взял с лихвой. Невода по нескольку раз приходится латать за путину. Ретивая щука и сильный осетр рвут подгнившую от воды нитку почти не тужась. И уходит в такие прорывы не один десяток рыбин. Чтобы не гнили, невода коптят в дыму варят в настое ольхи с прибавлением золы или только в горячей воде. Но сырость все равно съедает неводную нить за два-три сезона.

Шкипер Гаврила настоял, чтобы полученное сложили по-артельно и по станкам: для удобства при высадке рыбаков на берег. Старшина артели знает, сколько чего получил, чтобы после путины взятое вернуть купцам и не остаться в должниках. Ведь каждый приехал на сезон копейку сшибить, оставив семьи, кто в Минусинске, кто в Енисейске, а кто на станках в среднем течении Енисея. Поэтому сезонники бережно относятся к хозяйским снастям и другому рыбацкому инвентарю. Знают, купцы бережливых ценят. А у кого работа спорится, того братья Сотниковы замечают и зовут на следующую путину да платят поболее, чем новеньким. Потом Петр привел к Гавриле приплывшую ночью на своих лодках новую партию сезонников из Верхне-Имбатска.

– Имей в виду еще пять лодок взять на буксир до Бреховских, – сказал он уставшему от суточной погрузочно-разгрузочной круговерти шкиперу. – Вот три главных артельщика: Семен, Прокопий и Дормидонт. С ними и имей дело при буксировке.