– Понял! – ответил Гаврила. – Я их знаю с прошлой путины. Мужики на подбор. Рыбалку знают как свои пять пальцев.

Артельщики даже выпрямились от похвалы Гаврилы.

– А сейчас собирайте своих людей – и к Киприяну Михайловичу. Он ждет у своего дома, – сказал младший Сотников.

Киприян Михайлович с Сидельниковым расположились на крыльце и разглядывали приехавших ночников.

– С приходом, люди добрые! Я узнаю старых знакомых, но и вижу много новеньких. Скажу сразу: на легкие деньги не надейтесь! Работа на тонях тяжелая! Мозоли веслами набьете в один день, ладони соль разъедать будет, комар и мошка очи залепят. Плечи будут ныть от ящиков с рыбой. Песок при ветрах будет сечь тело. Отдых только при сильном шторме. А остальные дни и ночи – рыбалка. Пошла рыба – спать некогда. Проспите – ни рыбы, ни жалованья. И еще: сети проверяете – надевайте пробковые пояса! Река местами бездонная. Хотите домой вернуться – храните себя! У меня все. Остальные вопросы к старшинам артелей. Они все знают. Вот Алексей Митрофанович Сидельников – главный начальник по рыбе! – показал на стоящего рядом приказчика. – Он вам расскажет, где и какая артель будет рыбачить на Бреховских островах. До середины июля неводим осетра.

Глава 8

Пароход проходил станки по правобережью Енисея, оставляя артели сезонников, где кроме рыбаков и засольщиков были печники, плотники, дроворубы. Старосты станков, отложив рыбалку, радостно встречали новый люд, разводили кое-кого на постой по избам, а сбитые артели сразу увозили на лодках на летовья, где на песчаных косах покатых зеленых берегов стояли рубленые избы, землянки и чумы инородцев. Здесь испокон веков летом рыбачили и инородцы, и пришлые. Летовья принадлежали станковым общинам. Гуртом лагодили неводы, лодки, избы, мерзлотники. Как зеницу ока хранили в соляных стойках соль на путину. И когда разудалые купцы шли на кочах по Енисею, то прямо на тонях старосты станков выставляли на продажу или мен соленую, вяленую или свежемороженую рыбу. Купцы везли на парусниках засольщиков, те оттаявшую на солнце рыбу солили прямо в бочках, стоящих на палубах и в трюмах. А искусные длинноволосые бондари с мощными предплечьями тут же бутырили бочки. Но купцы приходили, забирали «царскую» рыбу и уходили в Енисейск, не заботясь больше ни о станках, ни о летовьях, мимо каких шли по Енисею косяки осетра, нельмы, сига, муксуна.

Отмена крепостного права взбудоражила бойких, с воровскими замашками, молодых людей, живших в верховьях Енисея самодостаточной, немного ухарской, жизнью, кое-как сдерживаемой законом. И вот волна бумажной свободы раскрепостила их, стихийно открыла запретные ниши там, куда не дотягивалась державная рука. Государь умом понимал, не все надо отдавать дельцам, но сдержать их натиск уже не мог. И пошли вниз по Енисею золотодобытчики, открывая в таежных дебрях целые рудники. Акционеры пустили пароходы вплоть до Гольчихи, собирая десятки тысяч пудов енисейской рыбы. Купцы Сотниковы на государевой службе держали хлебозапасные магазины, ведя меновую торговлю с охотниками и рыбаками, инородцами. Сюда уже проникли пароходы толстосумов Гадалова, Кытманова, а барон Кнопп, готовившийся посылать в Енисейск морские пароходы из Европы, начал строить на станке Караульная амбары для хлеба и других товаров.

На Бреховских островах купцы Сотниковы, Кытманов построили летовья, куда в путину съезжались рыбаки на неводной лов. Каждая протока Бреховского архипелага кишела летом осетром, муксуном, сигом, а по осени – даже селедкой. Малолюдные зимой острова летом превращались в маленький городок, разбросанный на десятке именных и безымянных островов. Каждое лето в протоках выставлялось по сто пятьдесят – сто семьдесят неводов. Затундринские крестьяне, чьи станки находились на островах или недалеко от них, тоже выстроили из палатного теса небольшие летовья, где семьями жили в летнюю путину.

Спустившись верст на двадцать ниже Толстого Носа до Муксунихинского мыса, пароход повернул на юго-восток и начал пересекать пятнадцативерстную гладь Енисея. Капитан Бахметьев ликовал. На реке стоял редкий для этих широт штиль. За свою жизнь ему не раз приходилось отстаиваться у Муксунихи, пережидая двух-трехдневные шторма. Пересекать Енисей с баржами и лодками на буксире в такую погоду – чрезмерный риск. Двухметровые беляки пугающе извиваются над потемневшей водой, поглощаются ею и от стрежня докатываются до песчаных берегов, заплескивая их лопающимися пузырьками.

– Погода как по заказу, Петр Михайлович! – довольно улыбнулся Бахметьев.

– Не сглазьте, Николай Григорьевич! Сейчас сиверко выскочит из-за Гостиного мыса – и пойдет штормяга.

– Теперь не страшно! Не успеет достать, если б даже сейчас выскочил.

Они вышли на мостик.

– Посмотрите, Петр Михайлович, как нас сносит. Развернуло, что стали идти против течения.

Капитан в рупор скомандовал:

– Право руля! Держать поперек реки. Следите за буксиром.

Теперь пароход шел наискось к Большому Охотскому острову.

На барже стояли Лопатин и Шмидт и поочередно смотрели в подзорную трубу.

– Красив здесь Енисей! Если в верховьях он хорош горами и тайгой, то здесь по-особому вписывается в монотонную бедность тундры! Он как бы подрезал правый берег, подняв его ввысь на пятьдесят – сто саженей и опустив левый наволочный, оставив на них приплесками широкие песчано-галечные, залитые в половодье косы, порезанные сотнями рек и речек, ручьев и ручейков. – рассуждал Шмидт, показывая рукой на почти слившийся с горизонтом правый берег. – А левый – пологий, как у малых рек.

– Да! – сказал Илларион Александрович. – Енисей в разных широтах по-своему красив.

Подходя к Большому Охотскому, они в трубу разглядели по правой стороне острова рубленые добротные балаганы, рыбоделы и почти слитые с зеленью тундры мерзлотники.

– Мне рассказывал Киприян Михайлович о постройке им на Бреховских островах десяти летовий в рыбных местах. Только его сезонники выставляют пятьдесят неводов. Остальные – кытмановские, гадаловские. Двенадцать неводов ставит Кокшаров у своего летовья и Теткин из Толстого Носа, – пояснял Федор Богданович, будто бывший ранее в этих местах. – И Гадалов с Кытмановым здесь развернулись. Со дня на день и их пароходы прибудут. Ишь, кинулись рыбу ловить, видно, дело для купцов доходное!

– Если б убыточное, то ни Гадалов, ни Кытманов не гоняли бы сюда пароходы по два рейса в навигацию. Недаром блеск рыбьей чешуи схож с блеском серебра. Жаль, не звенит, – посетовал Лопатин.

– Но даже сезонные наезды в низовье дают положительные сдвиги в освоении этого края. Сейчас идут пушнина и рыба, а потом пойдут медь, графит, уголь. Поэтому купцы здесь – первопроходцы. Их предприимчивость ведет за собой прогресс и цивилизацию сюда, в эти Богом созданные и Им же забытые уголки России. Сотниковы корнями вросли в эту землю, а Гадалова и Кытманова, думаю, гонит алчность. Не зря Петр Михайлович хочет сам приобрести пароход, чтобы не зависеть ни от государственной, ни от частной пароходных компаний.