менее история меня изрядно заинтересовала. Снедаемый любопытством, я очень захотел увидеть таинственные послания собственными глазами, но, как мне объяснили, назойливость и неуемность бывшего друга вынудили несчастного Яноша покинуть Венгрию. Свой новый адрес он никому не сообщил, поскольку больше всего на свете боялся, как бы депеши безумца не настигли его и там.

Что же было в них такого? Вероятно, письма являлись не просто «бессмысленными» и «странными», раз вызывали подобный ужас? Для чего вообще этот Миклош отправлял свои послания? Злодей он или безумец? Эти вопросы не давали мне покоя, но разыскивать самого автора я, признаться, опасался.

Вскоре появилось еще немало людей, которые, порвав с ним отношения, начали получать письма или звонки. Находились и такие, кому он высказывал свой бред в лицо. Подобные «счастливчики» отмечали, что в его речах вовсе не было ярости и упреков, равно как отсутствовала и логика. Это был поток… не пойми чего. При этом у Миклоша все еще появлялись и новые друзья, которые до поры отказывались верить во «все эти странные слухи» о нем.

Со временем я наконец разыскал несколько человек, знавших его и поссорившихся с ним лично. Мне позволили даже прочитать письма, поскольку адресаты охотно демонстрировали их каждому. Понять готовность и даже желание поделиться перепиской очень просто: это позволяло получить множественные подтверждения тому, что их собственной вины в разрыве нет, а ссора произошла исключительно и только из-за безумия их бывшего друга.

Следует отметить, что грубые и резкие слова присутствовали лишь в одном послании, но по удивительному стечению обстоятельств его получатель вполне заслуживал подобного обращения. Я, признаться, до сих пор не могу взять в толк, почему столь интересный и изысканный – моя уверенность в этом не ослабевала – человек, как Миклош, водил дружбу с таким неприятным и хамоватым типом.

Однако депеши действительно казались очень странными. Часто автор писал будто бы не от своего лица, нередко обращался к самому себе по имени. Иногда на бумаге возникала лишь последовательность несвязанных слов даже без знаков препинания. Хотя чаще вокабулы все же складывались в предложения и тексты, но словно вырванные из чьего-то разговора.

Исследуя дружбу Миклоша, я смог привязаться и, возможно, даже полюбить этого таинственного человека. Тем не менее долгое время возникшее чувство никак не помогало мне приблизиться к пониманию его посланий. Кроме того, чем больше я их читал, тем надежнее уверялся, что ни в коем случае и никогда не хотел бы его повстречать.

Впрочем, беспокоиться не стоило, вряд ли мы могли бы случайно столкнуться на улице, ведь с недавних пор он и сам был вынужден покинуть Будапешт. Дело в том, что некоторые из «преследуемых» им людей обратились в полицию, и справедливому разбирательству Миклош предпочел бегство. Нужно сказать, что после этого телефонные звонки бывшим друзьям прекратились. Искать встреч он также возможности более не имел, а потому принялся писать, в том числе и тем, кому прежде звонил или высказывал все изустно. В результате количество посланий увеличилось в разы, это имело последствия и для моих изысканий.

Писем стало так много, что найти их теперь не составляло труда. Мне удалось познакомиться с немалым числом совсем недавних сообщений, и вот что следует отметить: почерк оставался все тем же, а содержание изменилось разительно. Вероятно, во избежание дополнительных обвинений, чтобы ни одно из посланий не могло быть трактовано как угроза или послужить подтверждением его психической болезни, Миклош начал отправлять совсем уж странные письма. Они скорее напоминали шифр. «Поздние» депеши Миклоша представляли собой наборы записей такого вида: слово, а за ним число. Например, «спасибо 145» или «ждать 37».

И тут наконец я понял, что к чему. Видимо, дружба значила для этого вспыльчивого и несчастного человека слишком много. По крайней мере, уж точно гораздо больше, чем для тех, кому он отправлял свои послания. Миклош болезненно воспринимал каждый разрыв и хотел, чтобы после прекращения отношений ничто о них не напоминало. Вероятнее всего, к этому стоит добавить еще одно свойство его личности: по всей видимости, он обладал феноменальной памятью. Как и многие другие выдающие способности, эта создавала больше проблем, чем сулила преимуществ. Подобно благородной и в то же время достаточно порывистой женщине, которая после расставания отдает мужчине обратно все его подарки, Миклош возвращал своим обидчикам – а он, несомненно, воспринимал разрыв как личную обиду – все сказанные ему бывшими друзьями слова.

Беседа 2

За судьбой этого несчастного мальчика я принялся следить едва ли не сразу после того, как в лондонских газетах появилось первое сообщении о нем. Дело в том, что мы, британцы, самые большие поклонники морских путешествий на свете. Особенно если речь идет о чрезвычайно дальних странствиях. И тем паче если вояж происходит на гигантском трансатлантическом лайнере. Именно потому любое судно, спущенное на воду верфью «John Brown and Co» или «Harland and Wolff», будь оно класса «Олимпик» или поменьше, становится событием едва ли не национального масштаба. Немецкие корабли предприятия «HAPAG», особенно принадлежащие к классу «Император», тоже приковывают наше внимание, правда уже с оттенком не восхищения, но нарочитого, а то и злого скепсиса.

Каждый дальний рейс компаний «Cunard Line», «Peninsular and Oriental Cruises», «White Star Line» приковывает внимание и становится темой для обсуждения в намного большей степени, чем рядовые городские новости. Судьбы лайнеров непрерывно описываются в прессе, и только биржевые сводки, а также прогнозы погоды занимают читателей больше. Да и то не всегда.

С другой стороны, замечу, что не только британцы, но и все люди испытывают благоговейный интерес к трагическим событиям. Стоит прибавить это к сказанному выше, как сразу станет ясно, почему когда в газетах появляются материалы о кораблекрушениях, то на биржевые сводки и прогнозы погоды внимания уже никто не обращает.

В последнее время катастрофы на море участились. Каждый месяц ко дну идут безукоризненные поршневые механизмы, идеальные паровые котлы и турбины, шикарные интерьеры, дорогие яства, которыми полнились камбузы, богатства путешественников, хрусталь, зеркала… Совершенству и роскоши утонувших вещей неизменно уделяется в прессе куда больше внимания, чем погибшим людям. Статьи о последних выходят исключительно в тех случаях, если это были известные личности, вельможи, артисты или их родственники. На худой конец – друзья, знакомые или соседи.

Совсем другое дело – те, кому удалось спастись. Здесь уже статус и сословие не имеют большого значения. Впрочем, люди из низов редко оказываются на шикарных круизных лайнерах, разве что в качестве обслуживающего персонала.

Каждый из выживших