Джемма активно кивает головой. Подруга, вытянув руку, чуть не ударяется ею о мой лоб. Она соглашается со мной, посмеиваясь над своей неуклюжестью.

— Это правда. Кстати говоря, Эрнесто в том году, — рассказывает, — заставил меня печь традиционное печенье ко Дню Поминовения Усопших!

— А ты? — интересуется Ники, придвинувшись ближе.

Мы с ней уловили недовольство в голосе подруги.

— Я сбежала! — победоносно объявляет Джемма. — Благо, почти все клубы манили мрачной атмосферой!

Она потирает руки от нетерпения: знает, что вскоре мы прибудем туда, где можно оторваться, как следует. Пожилой водитель, молча слушая наши откровения, тихо хихикает. Мимолетом взглянув на него, Ники спрашивает:

— А ты праздновала когда-нибудь Хэллоуин в Диоре, Каталин?

— В Дьёре, — бесстрастно поправляю я. — У нас — даже в Будапеште — не бродят по улицам «ведьмы» или «Золушки». В некоторых барах вгжзедз поддерживается зловещий антураж, там и намечается «шабаш».

Я изображаю ладонями что-то непонятное, чем вызываю хохот девчонок. Они изредка поглядывают в окна, чтобы обсудить какой-нибудь примечательный наряд и его владельца, шествующего по тротуару. Я невольно обнаруживаю все больше и больше отшельников, и все меньше тех, кто гуляет по Риму в этот Хэллоуин не один. В голову назойливо лезут мысли о Маркусе, но я не подпускаю воспоминания о нем близко к сердцу. Если позволю этому случиться, потом опять буду страдать. Мы долго не виделись, я смогла зажить своей жизнью и больше не зависеть от него эмоционально. Есть огромная вероятность того, что я встречу его в «Голубых танцовщицах», но, болтая с подругами, стараюсь об этом не думать. Эти разговоры помогают мне отвлечься.

Каталин

Расплатившись с таксистом, мы втроем выбираемся из машины. Как завороженные, рассматриваем изумительный фасад двухэтажного здания из красного кирпича. Я здесь ещё ни разу не была, но та визитная карточка, которую Исайя оставил мне больше года назад, сохранилась. А мигающая вывеска с названием клуба приковывает взгляд. Я не знаю, что там внутри, но снаружи каждая деталь выглядит просто потрясающе. Даже не думала, что Джемма может молчать столько времени, однако, по всей видимости, и ее впечатлили нарисованные на фасаде, безусловно, талантливым художником балерины, которые нежатся в лучах голубых, зеленых и малиновых светодиодов.

Примами расписана вся передняя стена ночного клуба. В темноте мигает декоративная светотехника и освещает несравненное искусство.

— Господи, я не знаю, кто создал этот шедевр, но спасибо тебе за то, что я здесь, — проговаривает тихо сама себе Ники, а затем вскрикивает и подпрыгивает. Она смотрит на меня, прижав кулаки к подбородку: — Ты можешь поверить, что мы возьмем интервью у владельца этого великолепия?!

Ее риторический вопрос остается без моего комментария. Николетта тут же оборачивается обратно и резво подается вперед. Хоть я и трясусь от волнения, но пытаюсь не отставать.

— Да-а-а, — протягивает Джемма несколько отрешенно, — стоило тебе написать пару-тройку душещипательных статей, и вот — тебя уже приглашают в такие исключительные места…

Ну, ей не понять, что делиться с миром информацией и своими рассуждениями о слонах для меня намного-намного дороже, чем быть гостьей в крутом клубе, чтобы составить о нем мнение для университетского журнала.

— И чего же Лучиана ждет? — говорю, провожая сконфуженным взглядом полуголого парня, выходящего из здания и зажигающего сигарету. — Трогательный отзыв о мужчинах, походящих в честь Хэллоуина на стриптизеров?

Ники прыскает. Она безобидно замечает:

— Ну, ты тоже не напоминаешь затворницу…

Это точно.

Мы становимся в длинную очередь — так много тех, кто хочет потусить в «Танцовщицах»! Время еще не позднее, но народу отнюдь немало. На асфальте, по обеим сторонам от двух громил, которые решают, кого впускать внутрь, а кого — нет, устроились две огромные тыквы-светильники. Они имеют весьма жуткий и чудовищный вид. Когда очередь доходит до нас, один из секьюрити открывает массивную дверь, и тогда взору представляются ещё десятки «светильников Джека»*2 различных размеров. Некоторые из них выкрашены в черный цвет, а сверху пририсованы серебряными красками пауки и скорпионы. Вокруг все сверкает. Громкая ритмичная музыка, которая звучала не так громко извне, сейчас просто оглушает.

Кого здесь только нет: пожарные, соблазнительные стюардессы, эротические медсестры, доктора-убийцы, вампиры, Бэтмены, мумии, зомби, привидения, пираты, клоуны, ковбои, женщины-кошки…

Юная девушка в леопардовом комбинезоне с хвостом протискивается через толпу новоприбывших. Ее длинные ноги в сетчатых колготках привлекают взгляды мужчин. Ободок с ушами на пышных волосах смотрится мило. Ники выуживает из громоздкой сумки фотоаппарат и принимается фотографировать и девочку-леопарда, и других гостей, что творчески подошли к сотворению своих образов. Она уже начала работу, а я чувствую себя непрофессионалом, боясь сделать лишний шаг вперед. Джемма куда-то испарилась и Николетту я теперь тоже упустила из виду. Проклятье! В моей крохотной сумке лежит все, что нужно, чтобы приступить к обязанностям. Но даже среди окружающего шума, я могу слышать стук собственного сердца — оно с размаху колотится о грудную клетку. Бьется, как неукротимый зверь. Это было очень легко — собираться на вечеринку, ехать сюда, думать о чем-то другом, о ком-то другом, только бы не о Маркусе. На деле все оказалось гораздо сложнее — а вдруг он тут, и в любой момент мы с ним встретимся?

Я думала, что больше не хочу его. Но ни черта подобного!

Совладав с собой, размеренно дыша, я поднимаюсь вверх по немногочисленным ступеням, которые светятся синим. Впрочем, как и весь пол в клубе. Это очень красиво. Я должна написать о том, как фантастически смотрятся на стенах произведения живописи, воссозданные неоновыми красками. Полумрак разбавлен великим множеством цветов. Мощные прожектора заливают танцпол, бар и кругом стоящие столики знойными лучами. Но яркая и динамичная светооптика не идет ни в какое сравнение с полотнами, которые украшают ночной клуб. Когда мне довелось побывать в «Джорджоне», я не присматривалась к интерьеру. Возможно, потому что был день, но эту ночь я запомню навсегда. Это феерично! Я оглядываюсь вокруг, и меня переполняет небывалое восхищение увиденным. Силуэт молодого парня за диджейским пультом на верхнем этаже едва уловим. Я могу лишь с точностью сказать, что лицо у него разукрашено, а на голове — бандана. Прямо за спиной ди-джея висит гигантская картина, воспроизведенная с помощью все тех же светящихся в темноте красок, — примы-балерины в голубых пачках.

Две красотки, наряженные баварскими официантками, пританцовывая проходят в сборище скользящих друг о друга потных тел. Музыка гремит на полную мощность, люди выбрасывают руки вверх и прыгают в такт зажигательному треку. Я обхожу танцпол, близ которого раскинулось изящество Лондона в обстановке «Голубых танцовщиц». Буквально несколько шагов — и передо мной уже другой зал, бильярдный. И он существенно меньше прежнего. Я останавливаюсь как вкопанная. Понимаю, что кому-то могу мешать, однако не могу пошевелиться. Ладонь застыла, зацепившись за ремешок плетеной сумочки. Слева явно размещена зона отдыха, краем глаза замечаю сидящих там людей, но внимание мое обращено к стене напротив. На ней продемонстрирована иллюстрация тропинки, огороженной хлипкой изгородью. В центре изображения красуется Маркус, за плечами которого, точно от ветра, развевается черный плащ; такой же цвет у шляпы на его голове, края которой загнуты вверх. Он стоит на дорожке, и одна нога согнута в колене, поэтому создается ощущение, что Маркус вот-вот сойдет с фрески. Его окружают летучие мыши, повисшие в воздухе, и вороны, сидящие на ограде из прутьев. Глаза Марка Ферраро художнику удалось изобразить особенно реалистично. Я чувствую, будто это он сам смотрит на меня, а не его нарисованная копия.