Захватив зубами его ухо, я укусила за упругий, приятно прохладный хрящик.

Сильно. Со всем отчаянием человека, на которого падает гора. Потому что мощное тело Диего к этому времени начало на меня крениться, и я уже ничего другого не успевала придумать, будучи под прямой угрозой превращения в очень плоскую и вряд ли живую Еву.

Некоторое время ничего не происходило, но я продолжала дышать, и все еще не становилась расплющенной, а значит действовала правильно.

Диего хрипло выдохнул и… плотнее прижался ухом, подставляя и разворачивая голову.

Второй раз я укусила, словно спасала свою жизнь. Что в общем… было совсем недалеко от истины.

Он пах фруктовым садом, медовым сбором, прежней обычной жизнью, которую у меня отняли. Он ощущался машиной для убийств, альфой-хищником, чьих звериных инстинктов я боялась. Жутким фейри, полным холодного волшебства. И был моим командиром, которому я доверяла. Я кусала его нежное ухо, со всей ненавистью к миру, в котором приходилось изворачиваться, бежать, сражаться за свою жизнь. И со всей душевной привязанностью, рвущей мое сердце на части.

— Фаворра…

Приходилось тянуться на цыпочках, цепляться пальцами за атласные борта.

— Все хорошо, я рядом, — горячечно зашептала я, почувствовав, как он зашевелился. — Нет причин для волнения.

Он вздохнул, не открывая глаз. Но услышал, значит надо продолжать…

— Ты нашел меня, спас. Крейг сядет в тюрьму…

— Н-не сядет, — пробормотал Диего, наклоняясь больше, чтобы притиснуть ко мне свое многострадальное ухо.

— Почему?

— Он в больнице, я ему лапы оторвал.

Неожиданная информация, которую кое-кто от меня скрывал, пока не оказался почти в беспамятстве. Даже не знаю какую стратегию теперь выбрать: приводить в здравое состояние или заняться удачно подвернувшейся возможностью допроса с пристрастием.

Что он там оторвал? Я завозилась, пытаясь сообразить, сможет ли регенерация вернуть конечности сильному оборотню. По крайней мере я о таком не слышала.

— Но ты говорил, что вернемся и засудим его.

— А потом засудим, — легко согласился Диего, продолжая подсовывать мне орган слуха, который явно приносил ему дополнительные ощущения, е только информационного характера.

Я оценила немного уменьшившуюся «воронку» над головой мужчины и лизнула мочку, с удовлетворением отмечая, как он послушно дрогнул за движением языка.

— А как поступим с Вальтезом? Ты с ним так вежлив…

— Ты под договором с ним, нельзя рисковать, — выдохнул он. — А потом… тоже засудим.

Уткнулся носом в мои волосы, сильно и шумно вдыхая. И до меня вдруг дошло, что звала я звериную ипостась, которой не доставалось сладкого уже несколько дней. А учитывая специфические склонности Бродяги и его помешанность на мне, я очень и очень сейчас рискую.

— Тебе надо отдохнуть, — трусливо предложила я, пытаясь отодвинуться.

— Очень надо, — подтвердил Фаворра, кажется, довольный моим барахтаньем.

— Поспать!

— Как ты меня понимаешь, — он приоткрыл все еще багровые глаза. Качнулся вперед, обняв за плечи. И, обдав горячим воздухом, жадно поцеловал.

— Я не это имела в виду, — получился какой-то писк, тут же заглушенный еще одним голодным, отчаянным поцелуем. Когда он отстранился, мир немного качался перед глазами, но надежду на разумное разрешение ситуации я еще не утратила.

— Диего, ты не в себе, а мы в опасности! Находимся неизвестно где, не до глупостей, нельзя терять время, — пропыхтела я, упираясь руками. Пальцы уцепились за кружево и сдернули на бок нашейный платок, и так уже мной не раз потревоженный.

— Никак нельзя терять время. Перед лицом смертельного риска меня спасешь только ты. Давай быстрее…

И снова губы. Он приникал, словно хотел пить, а я была волшебным источником. И он глотал из него все больше, сильнее. Углубляя поцелуй, проходясь горячим языком по моему, захватывая и доводя до головокружения.

Я была готова отталкивать, но… он целовал и целовал. Не останавливаясь, то нежно, то голодно. Руками обнимая только плечи и изредка поглаживая по голове. Бесконечная череда касаний губ, то легких, то глубоких ласк языка. Иногда проходил трепетной волной по щекам, касался полузакрытых в истоме век. Терся прохладными ушами, заставляя их покусывать.

Они контрастировали с горячим жаром, исходившим от тела. И я с облегчением утыкалась в них, получая короткие перерывы и музыку его сбитого дыхания.

В багровые глаза смотреть страшно, поэтому я зажмуривалась, сама заражаясь безумием длинной лихорадочной цепочки поцелуев. От его напора я, не разбирая дороги, отшагивала невольно назад. Пока не упала спиной на какое-то широкое атласное кресло.

В редких сполохах сознания я замечала блики на золотистых обоях, хрустальные светильники. Его каюта совершенно не была похожа на мою комнату или Третьяка. Но вглядеться в детали мне не позволили.

— Не могу без тебя, — прошептал он, полностью лишая меня воли. И однозначно воздействуя тем самым волшебным зовом, которым призвал монстра из неведомой бездны. Потому что я также была готова обвиться вокруг Диего размякшими конечностями и даже застрекотать из-за отсутствия хоть какой-то связной речи. — Ничего не бойся рядом со мной. Я все решу.

Вот это-то и страшно. Я куснула его сильнее обычного, и он хрипло застонал, подхватывая под спину и прижимаясь костром, который сейчас использовал вместо тела.

И снова его губы, парализующие любые мысли, запускающие огненных рыб плавать под кожу. Мне кажется, мы цеплялись друг за друга не менее часа, а на каком-то этапе роли поменялись, он просто нависал сверху, я сама тянулась и всасывала, кусала его рот.

Но вот Диего как-то одним простым движением собрал подол, прижался касаясь бедрами снизу и одновременно продолжая пить мое дыхание. В это мгновение мне показалось, что я получила двойной поцелуй. Горячий и жадный, сверху до низу.

Мы неизвестно где. И может быть останемся болтаться навсегда между чужим небом и глубинным ничто, но сейчас это не имеет никакого значения. Потому что весь мир — это мы.

Он останавливается, хищно изучая мое лицо, чтобы тут же перекрыть дыхание, претендуя на воздух, забирая его как сумасшедший коллекционер выхватывает раритеты у случайно заглянувшего в антикварную лавку дилетанта.

Мне дают вдохнуть и втискиваются снизу так, что я судорожно выгибаюсь от пронзительного удовольствия. Он смотрит и не может остановиться, резко вбиваясь бедрами с ненасытностью сходящего с ума зверя. Я помню, что он большой, но это лишь зарубка памяти, для реальности есть только бесконечное волнообразное наслаждение, пронизывающее меня от каждого толчка мощного разгоряченного тела.