Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он подошел к ней, взял за руки, потянул на себя и вверх.
— Что ты делаешь? — Она смотрела на него возмущенно, но поднялась, вышла из-за стола.
— Ты врач, а я сошел с ума. Ты должна что-то сделать.
— Я психами не занимаюсь, — глядя куда-то в сторону, покачала она головой.
— Ты еще молодая, еще не поздно переквалифицироваться.
Оксана увела голову в сторону, когда он попытался накрыть своими губами ее губы. Но не закричала, не позвала на помощь. И он уловил знакомую вибрацию в ее теле. Оксана хотела его, но в то же время не решалась переступить через себя. Не решалась, но ведь он мог ее перенести…
Павел все-таки поймал ее губы и почувствовал, как ее тело расслабляется в его нежных и в то же время крепких объятиях. Он даже знал, что сейчас может произойти. Она окончательно расслабится, позволит усадить себя на стол и послушно отдаться, а потом еще начнет и помогать ему. Но ведь она главный врач, у нее подчиненные, а дверь в кабинет не закрыта. Он подставит Оксану, если вдруг кто-то зайдет к ней без стука. За Панкова он не переживал. Пусть заходит, пусть видит, пусть знает, что он занял чужое место.
Павел разжал объятия, и Оксана отскочила от него, как однополюсный магнит. И опустилась в свое кресло, махнув рукой на стул перед столом. И только Павел сел, как в дверь постучались.
— Да! — Она смотрела на дверь, как будто сейчас могла появиться сила, способная избавить ее от Павла. Но в кабинет вошла симпатичная девушка в голубом халате.
— Оксана Дмитриевна, тут клиент вас требует! — виновато улыбнулась она.
Судя по выражению ее лица, клиент звал главного врача, чтобы выразить свое недовольство.
— Да, конечно!
Оксана поднялась, шагнула к двери, но остановилась. Не глядя на Павла, она махнула рукой, указывая на выход. Она хотела, чтобы он освободил помещение, но он даже не шелохнулся. Не сдвинуть его с места, она это поняла и вышла из кабинета. Павел смотрел ей вслед. И красивая она, и ухоженная от и до, и медицинский халат смотрелся на ней как нарядное платье. Талия уже не такая тонкая, как прежде, но все-таки еще в норме. Волнующие изгибы, стройные, хотя уже и не изящные ножки…
Павел до боли закусил губу. Как он мог допустить, что это сокровище досталось Панкову? Как он мог своей же рукой вычеркнуть из своей жизни шестнадцать лет? И все эти года Оксана жила с человеком, который и близко ее не достоин. Но ведь жила.
Оксана долго не возвращалась. Или проблема с клиентом серьезная, или она попросту сбежала от Павла… Он не исключал второй вариант. Оксана должна была устоять перед ним, но не смогла, и, осознав свою беспомощность, решила спастись бегством.
Павел уже собирался уходить, когда дверь открылась. В кабинет вошел паренек лет пятнадцати. Серьезное выражение лица, нахмуренные брови, но взгляд шкодный. Павел углядел в нем знакомые черты. Кого-то этот паренек ему напоминал…
— А мама… Э-э, Оксана Дмитриевна где? — спросил он, безучастно глянув на Павла.
— Где-то ходит.
— Ну ладно!
Паренек исчез, а Павел озадаченно поскреб под ухом. Это был сын Оксаны. Теперь он знал, кого напоминал мальчик. Павел узнал в нем себя в молодости. Те же черты лица, та же внешняя серьезность, замешенная на внутреннем нахальстве.
Он мог ждать Оксану до упора, но какой в этом смысл, если она уехала домой? Рабочий день заканчивался, скоро его попросят уйти. Не лучше ли это сделать сейчас?
Он уже собирался уходить, когда Оксана вернулась в кабинет.
— Ты еще здесь? — с недовольством, но без укора спросила она.
— Я бы здесь ночевать остался, если бы не вернулась.
— Тебя бы выгнали. — Она села за стол, даже не глянув на Павла.
— Тогда бы я поехал к тебе домой.
— Это невозможно.
— Я сошел с ума. Для меня сейчас ничего невозможного нет.
— Где ты раньше был, такой невозможный?
Оксана поднялась и, не глядя на него, подошла к двери. Павел тоже поднялся. На этот раз он не позволит ей уйти. Но уходить она и не собиралась. Она закрыла дверь, подошла к нему и обвила руками его шею. Она ждала поцелуя, но смотрела при этом куда-то в сторону.
Она сама напросилась, но сначала на его поцелуи реагировала вяло, но вскоре распалилась, разошлась. Страсть закружила их, унесла в прошлое, уложив на кушетку из настоящего. И не бревном она поплыла по бурному течению, а той самой русалкой из далекого прошлого. Казалось, она истосковалась по сильному течению — настолько энергичным был ее заплыв. Она попала в свою стихию и не могла ею насытиться…
Интересно, и с Панковым она вела себя так же? Этот вопрос возник в сознании, когда Оксана запахивала халат. Движения обессиленные, взгляд изнеможенный, но залеживаться она не стала, почти сразу же начала приводить себя в порядок. Однако задавать этот вопрос он ей не стал. Хватит и того, что подобными вопросами он сам загнал себя в угол, в котором торчал целых шестнадцать лет.
— Что же мы наделали, — вздохнул он.
— Ты наделал! — Оксана резко повернулась к Павлу.
Казалось, она и хотела разозлиться, но не смогла. И пальцем в него не ткнула, хотя и собиралась.
— Могла бы и объяснить, что я не прав…
— Ты бы не поверил! Потому что ты не хотел верить!
— Ну да, а ты девушка гордая.
— Вот! Снова что-то не так! Ты неисправим, Каменев! — Казалось, она сейчас расплачется, как обиженный ребенок.
Павел поднялся, подошел к ней, обнял, прижав ее не столько к груди, сколько к сердцу.
— Прости… Прости меня за все!
— Сволочь ты, Каменев! — разрыдалась Оксана, это были слезы облегчения.
— Как его зовут? — спросил он.
— Кого?
— Мальчишку, что к тебе сегодня заходил.
— Ты его видел?
— Потому и спрашиваю.
— Антон.
— Очень похож на меня.
— Неужели? — В ее голосе прозвучал сарказм.
— А ведь я думал, что у меня нет и не может быть детей. Это все Маркел. Он меня подставил. И липу подсунул…
— Маркел был чудовищем, — кивнула Оксана, отстраняясь.
— Почему был? Он все еще жив.
— Жив. Но уже не чудовище… Наверное… Изменился он. Вежливый такой, обходительный. Но чужой…
— Изменился? — нахмурился Павел. — Когда ты его видела?
— Да в прошлом году приходил, — она кивнула на стул, на котором Павел провел сегодня чуть ли не полдня.
— Зачем приходил?
— На меня посмотреть. Во всяком случае, он так сказал. Про тебя спрашивал… — Оксана с озадаченным видом глянула на часы. — Может, как-нибудь в другой раз поговорим?