Кто-то брал эту книгу до меня. На полях было выведено: «ЛОЖЬ!»

Я — препятствие, дерево, упавшее поперек дороги, и либо это дерево нужно убрать, либо переступить через него.

Есть ли у вампира чувства?

Может быть, твоя злость оттого, что ты одна на всем белом свете?

И что значит смерть для того, кто уже умер и крепко цепляется за память?

Все изведавшая, можешь ли ты еще чего-нибудь желать?

В глубине души я знаю, что неспособна почувствовать и десятой доли того, что чувствует Эрнесса. И я люблю Люси.

Это Люси виновата во всем. Виновата в своей слабости. Она могла бы спасти Эрнессу. А теперь мне приходится спасать Люси.

Больше нет можжевеловых бус. Придется искать способ, как защитить Люси, чтобы она об этом не догадывалась.

Когда в Румынии строят новый дом, то обводят человеческую тень на стене и «прибивают» ее гвоздем в том месте, где должна быть голова. Так они пытаются защитить здание от землетрясений.

А человек, потерявший свою тень, становится вампиром. Похитить у человека его тень — как это жестоко! Даже греки, принося юных девственниц на алтари богов, лишали дев жизни, но никогда не отнимали тени.

Сегодня на улице потеплело. Впервые я открыла окно. Все вокруг оживает, когда над миром проносится дуновение ветра.

Это ложная весна. Закрыв окно, я прилегла вздремнуть. Стояла такая тишина, что я слышала, как воздух движется у меня в горле. Но внезапно откуда-то возник и начал разрастаться иной звук. Этот звук был не во мне, он наплывал, окружая меня со всех сторон. Мухи! Целые полчища мух сновали по комнате и жужжали, жужжали. Жирные черные мухи штурмовали оконные переплеты, глупые насекомые снова и снова с размаху бились о стеклянную преграду. Крупные, как виноградины, они гроздьями висели в воздухе. Понятия не имею, откуда они взялись. Всю зиму они проводят в оцепенении. А солнце пробудило их от спячки. Я зажмурилась, но жужжание уже проникло в мой мозг, вытесняя все мысли.

Я хочу, чтобы кто-нибудь другой позвонил маме Люси. Пусть хоть кто-нибудь позаботится о ней. Все вокруг повторяют мне одно и то же: «Не лезь не в свое дело». Со мной никто не разговаривает. Никто не хочет сидеть возле меня за обеденным столом. Даже София, которая раньше никогда не бросала меня. С сегодняшнего дня не буду ходить на ланч. Песах закончился, но у меня нет аппетита. После урока сразу пойду к себе и возьмусь за дневник. В это время никто меня не побеспокоит. Все едят внизу. Чавканье, грохот посуды, громкие голоса — весь этот шум мешает мне расслышать собственные мысли. А после ужина я сяду в угол в общей комнате и буду курить в одиночестве.

Одна Люси еще терпит мое присутствие, потому что ей все безразлично. Она просыпает время подъема и с трудом сползает с кровати, когда я бужу ее. Утром она сказала мне:

— Я слишком устала, чтобы завтракать. У меня нет сил жевать.

Я отвела ее вниз и заставила выпить глоток кофе. Если удается вытащить Люси из кровати, то днем она чувствует себя получше. Проспав ночь, она все равно пробуждается без сил.

Неужели все вокруг ослепли?

Не могу поверить в то, что услышала за завтраком. Да, на завтрак я хожу, потому что утром мне необходим кофе. Впрочем, без булочек. Слишком они приторны. Меня тошнит от этих девиц. Меня окружают люди, которых я совершенно не знаю. Все решили, что мисс Бобби была убита. И теперь им необходимо убедить себя в том, что убийца — мужчина. Они сочиняют всевозможные дурацкие небылицы про старого негра-уборщика, у которого даже имени нет, и про ночного сторожа, который по совместительству гробовщик и любитель крекеров.

Я знаю, что ее убили, но никогда не смогу им объяснить, как именно это произошло. Пусть лучше думают что хотят.

Они не в состоянии увидеть то, что у них под носом. Непременно нужно что-то выдумать. Совсем как в прошлогоднем происшествии с Али Макбин. Сначала кто-то проткнул шины ее зеленого «фолькса», потом на доске объявлений Спортивной ассоциации стали ежедневно появляться записки с угрозами в ее адрес. А однажды утром она открыла свой шкафчик в раздевалке, и оттуда на нее полилась кислота. Ей обожгло руки, она чуть не ослепла. Необходимо было отыскать маньяка, который это сделал. И все ее подружки — ученицы дневной школы — немедленно стали подозревать тех, кто хоть чем-то от них отличался. На утреннем собрании Али сидела на сцене, выставив вперед забинтованные руки, и самодовольно ухмылялась, пока мисс Руд негодовала по поводу ее «мучителя». Я смотрела на веснушчатое лицо Али, на прическу «конский хвост», на слегка выступающие зубы, и меня тошнило. Я знала то, что позднее узнали все. Она сделала это сама, своими руками. Начальство заставило Али покинуть школу всего за месяц до выпуска. И все эти девчонки, искавшие маньяка, теперь говорили только о том, как она разрушила свою жизнь неизвестно зачем.

Пора на собрание. Звонок прозвенел пять минут назад.

Вот эта часть утреннего разговора у меня просто никак в голове не укладывается! Я уже вставала из-за стола, когда услышала голос Клэр:

— Как насчет мистера Дэвиса?

Хотя она сидела на другом конце стола, я знала, что вопрос предназначался мне. Но я и не подумала отвечать. Вместо этого я отодвинула стул.

— А что с ним такое? — спросила Кэрол.

— Ну, он же мужчина, — ответила Клэр, — и он… в некотором роде… извращенец. Он такое пишет, что это и не удивительно.

Я не сомневалась, что рано или поздно разговор коснется мистера Дэвиса. Больше не осталось мужчин для реализации их фантазий.

— Неужели надо быть извращенцем, чтобы писать стихи? — спросила я. Она меня провоцировала, и я не смогла сдержаться.

— Нет, — возразила Клэр, — не стихи, а рассказы для порножурналов.

— Начнем с того, что ты это все выдумала, — сказала я, — но даже если на минуточку предположить, что это правда, все равно, какое это может иметь значение?

— Огромное! Если ты способен вообразить всякие мерзости, то ты наверняка способен их совершить. Думаю, он не просто не любит женщин, он их ненавидит и способен заставить их страдать.

— Чушь несусветная! — сказала я.

— Я знала, что ты будешь его выгораживать. Честно говоря, не хотела бы я оказаться наедине с ним в пустой комнате.

— Зачем ты это делаешь? — заорала я. — Меня от тебя выворачивает!

Я вскочила и вылетела из столовой. Еще два слова, и я бы расцарапала ей физиономию.

Сегодня после полудня я спустилась в репетиторий, чтобы позаниматься на пианино. Как давно я не касалась клавиатуры.