Кстати, Карпцова поразительно похожа на Дональда: оба неимоверно опытны и циничны в одном, и как дети малые — в другом. Я улыбнулась потолку. Милая парочка, что и говорить.

Дюпон отреагировал философски. Этот тип опять был согласен с общим мнением и старался никуда особо не лезть. Прокомментировал парой слов — и все.

«Дюпон Олег, чертов зазеркалец».

Я встала, одернула майку и сняла с полки планшет корабельной сети. Виртуальный интеллект от скуки (или из вредности) затребовал полный комплект доступа, включая сканирование сетчатки. Я вошла в наблюдательное подменю и принялась там безобразничать.

Попросту говоря — подглядывать.

В отгороженном отсеке трюма на эвакуационном лежаке сидел Олег и смотрел на свою ладонь. В ладони плясал ослепительно черный шарик. Шарик пульсировал. Я несколько секунд глядела на это, а потом принялась натягивать штаны.

Где там мой «ударник»?

К двери в трюм я подошла уже в скафандре. Не ахти, не инквизиторская модель, да и ерунда это против мрази из зазеркалья, но лучше, чем гражданская одежда на голую попу. Подняв пистолет, я ткнула стволом в кнопку. Створки разошлись в стороны, и я осторожными шагами двинулась внутрь. Черт, тоскливо-то как. Оглушить, опционально — убить нахрен, взять за шкирку и вышвырнуть эту погань раз и навсегда с борта «Телесфора».

Я так не держала оружие с сопливого детства: обеими руками, перед собой, так, чтобы смотреть только поверх ствола, чтобы наверняка попасть, даже если заморочит голову, и сенсорный спуск выставлен на минимальную чувствительность.

Олег даже не стал прятать свой черный сувенир с той стороны — просто поднял на меня взгляд.

— Знаешь, что это такое?

— Нет.

Черт, это я сказала? Я заговорила с ним? Какого…

— Я тоже не знаю.

Я смотрела, как чертова дура, на крохотную сферу тьмы, которая вяло кружила по раскрытой ладони, смешно подпрыгивая на пальцах. И вроде как надо бы выстрелить и закончить с этим, и вроде как все это понимаю, но стрелять не тороплюсь.

Олег снова оторвал взгляд от этого шарика.

— Извини, но ты выслушай сначала.

Извини? И тут до меня дошло: он меня ведет. Не гипнозом, не волевым приказом — какой-то другой техникой. Я не могу нажать на спуск и не могу сказать ни слова. Вот так все просто и неизысканно, что за версту разит зазеркальем.

— Скажу сразу: я понятия не имею, что с тобой делаю. И со всеми вами тоже. Просто делаю — и все. Ты ведь понимаешь уже, да?

Теперь — да. Это как снять повязку с глаз.

Мы не должны были брать его на борт, но его голос — голос «Маттаха» — оказался слишком силен. Мы ругались — с Дональдом, с Марией, — я кляла на чем свет стоит зазеркалье, но мы все ринулись исследовать порченую каравеллу.

Взяли на борт? Замечательно! Мы дважды должны были вышвырнуть ублюдка в космос. Первый раз — сразу после того, как он очнулся, второй раз, когда он проболтался про память с Макса-6. И ведь не пикнули! Олег одним махом стал своим, затерялся среди прочих проблем, и мы…

— Вы даже доверили мне роль, выдали дорогущий стелс-комбинезон.

Олегу было грустно. Очень плохо и грустно.

— Я вообще не понимал, что делаю… Как будто инстинкт, это как дышать. Мне хотелось остаться с вами — и я остался.

Остался. Он стал одним из нас, влез к нам, наводил свой чертов морок, бродил тут, как привидение, и вылезал тогда, когда был в самом деле нужен, когда не вызывал подозрений. Он шастал тенью, слушал нас, и ему хотелось большего: быть своим по-настоящему, ведь он уже понял, что живет на «Телесфоре», только пока действует его непостижимое колдовство. Но, увы, это лежало на поверхности, а вот глубже…

— …Я почти не сплю. Я вижу чужие сны, и не только сны с этой стороны изнанки. Те, другие сны иногда приходят и наяву. Мне и слов-то не подобрать, чтобы описать тебе, как это по-другому, не по-нашему. А потом я вдруг начал видеть полевую структуру. Представляешь? Какой-то сектор зрения стал словно бы… Сканером. Это продолжалось два дня.

Он контролировал себя. Олег, черт побери, держал себя в руках, хоть и рассказывал несусветную ересь, хоть и сидел под прицелом — с четкой перспективой улететь через воздушный шлюз. А еще — он не сошел с ума от всех этих дурацких возможностей: бесполезных, спонтанных, по большей части непонятных. Пока что не сошел.

— …Вот этот шарик, Алекса. Может, я могу взорвать им «Телесфор». А может, он укорачивает мне жизнь, пока я с ним играю. А может, это просто какая-нибудь штука, которая вообще не нужна в этом мире.

Он придвинулся так, что уперся лбом в ствол «талдама». Я почувствовала, как дернулся ствол, когда Дюпон с усилием нажал на него, будто стараясь вогнать оружие себе в голову.

— Это убивает, Алекса. Понимаешь? Я просто хочу, чтобы кто-то меня принял. Чтобы кто-то был… Как друг. Наверное, по-другому я не удержусь. Я брожу среди вас, как в этом «Хищнике». Вроде есть. А вроде и нет.

Красные глаза смотрели на меня исподлобья, снизу вверх. Если бы я могла, я бы дрожала, потому что так не должно быть — и других мыслей я подобрать не могла ну никак.

Так, мать вашу, не должно быть.

— Я сейчас тебя отпущу. Можешь стрелять сразу. Наверное, я даже умру.

Слезливо. Жалко. Неестественно. Но он говорил правду, ведь никакая изнанка не исковеркает лицо: раз ты способен передать страдание, то оно будет либо правдивым, либо лживым. А Дюпон страдал, и мне почему-то вспомнился обормот. Вернее, вспомнилось, как я со своими подкожными драконами пришла к нему в поисках чего-то, что и сама не понимала.

Не фрегат, а цирк уродов.

Впрочем, оставались вопросы, и я вовремя почувствовала, что могу шевелиться.

— Наверное, глупо приказывать тебе лечь на пол?

Дюпон дернул уголком рта. Да и так ясно, что захочет — скрутит: вопрос я задала, чтобы проверить, что могу говорить. Что же до Олега, то надоело ему скручивать, управлять и наводить морок. И главное — своего он добился словами, а не заставив меня что-то забыть.

Мне расхотелось стрелять.

— Наверное, у тебя даже есть варианты. Так?

— Нет.

Я зачастила со словом «наверное». А он и впрямь на грани: Олег почти сдался своим непонятным способностям, почти сорвался.

Все, короче говоря, клево: человек держится, я тут главная по спасению. И если бы я еще знала, какое решение принять… Хотя еще месяц назад никакой дилеммы бы не было. Месяц назад я бы без колебаний пристрелила баронианского дельца, представься мне такая возможность. Месяц назад я бы изрешетила человека, продающего непонятно кому генную бомбу. Месяц назад я бы аннигилировала каравеллу, прошедшую сквозь червоточину туда и обратно.

Подумать только, месяц назад я была жутко скучной рыжей козой.