После этих стычек руководство Центра решило возродить существовавшую ранее Группу перспективной разведки. Когда-то ею руководил Фалин, но после того, как он попал под тромб, в Центре не нашлось сотрудника со сравнимым чувством перспективы и уровнем фантазии, и группу расформировали. Теперь её хотели возродить. Предполагалось, что в воссоздаваемую группу войдут только "пришлые", однако Андрей попросился в её состав и, поскольку Фалин не возражал, рапорт Андрея удовлетворили. В Городке к решению Андрея отнеслись в целом положительно, поскольку сочли это разумным ходом начальства по надзору за "пришлыми", а кому и наблюдать, как не бывшему "брату милосердия". Это устраивало Андрея.

Группа получила свой лимит горючего, полётных часов и вычислительных мощностей. Их исследовательские заявки шли отдельными пунктами в план Центра. Кроме того, мало-помалу все "пришлые", жившие до этого в своих старых квартирах, перебрались на жительство в отдельно стоявшую пятиэтажку на окраине Городка, благо к тому времени проблем с квартирами уже не было. Сотрудники Центра, не входившие в группу Фалина и жившие в этом доме, так же мало-помалу перебрались в другие дома, и одинокую пятиэтажку с тех пор называли "пришлым домом". Последним в "пришлый дом" перебрался Алексей Маркович Истомин, один из первых жителей Городка, живший в поставленном им самим домике в "Старом Городке" и до последнего не хотевший покидать его в память об умершей здесь, так и не дождавшись его из Канала, жене, Ксении Ивановне. В конце концов, однако, перебрался и он. После этого "пришлые" сталкивались с остальными обитателями Городка, разве что вытаскивая капсулы из-под тромбов, и конфликты утихли…

На другой день после возвращения "голландцев" из Канала, едва придя в себя от контузии, Андрей разослал сообщения о случившемся всем зарегистрированным в личных делах иногородним родным и близким вернувшихся. Так предписывала должностная инструкция наблюдателя, да и он сам хотел, как ему представлялось, порадовать тех, кто, бывало, годами ждал в Городке такого сообщения, но вынужден был по тем или иным причинам уехать. Практически никто не приехал, отчасти, видимо, потому что большинство вернувшихся "голландцев", кто в первый же день, кто чуть позже, кто через месяц, уехали из Городка и приезжать стало попросту не к кому. У остальных, видимо, случились какие-то иные причины.

Приехали только к двоим, к Серёже Божичко приехала мать, а к Олегу Зимину – жена с одиннадцатилетним сыном. К тому времени стало известно, что и Божичко, и Зимин – "пришлые", и Андрей уже не знал, правильно ли поступил, поторопившись, однако, дело было сделано.

Мать Божичко, Ирина Матвеевна, высокая с властными манерами женщина, нашла Андрея после встречи с сыном.

– Это не Сергей, – чуть брезгливо приопустив уголки рта, сказала она, – это… я не знаю, подменыш какой-то. Зачем же вы так?

Она требовательно смотрела на него, и Андрей вдруг разозлился.

– По инструкции положено! – сказал он.

Он хотел, чтобы это прозвучало зло, но вышло, скорее, виновато.

В тот же вечер она уехала, а Божичко поднял капсулу, как догадывался Андрей, даже без ведома Фалина, и трое суток пропадал в Канале…

А вот Лена Зимина осталась.

Через год у них с Олегом родилась девочка. Андрей, по просьбе Фалина, провожал Зимину на вертолёте в районный роддом, так как в тот день случилась залповая генерация тромбов и все "пришлые", включая Зимина, сидели безвылазно в Канале, вываливаясь только, чтобы заправиться и навесить ракеты взамен использованных, и едва успевая гасить то тут, то там непрерывно возникающие угрозы.

Лена заметно нервничала, потому что, как ни крути, Зимин был "пришлым", это понимали все. Андрей знал, что несколько месяцев назад в районной поликлинике Лене предложили прервать беременность, но она наотрез отказалась, с неё взяли расписку и оставили в покое. И вот теперь она нервничала в ожидании "стрекозы", а Андрей не умел её успокоить. Они так и просидели молча с деревянными лицами возле вертолётной площадки, наверно, с час. К счастью, всё обошлось. Девочка родилась вполне здоровой. Назвали её Верочкой. Она очень рано научилась говорить, а к полутора годам, к моменту ухода "пришлых", уже довольно бегло читала, что Андрея, завзятого книгоеда, умиляло до слёз…

После возвращения "голландцев" вслед за первыми уехавшими из них, как по началу казалось – неожиданно, возник и уже не останавливался отток из Городка; уезжали и бывшие "голландцы", и другие сотрудники.

На самом деле, возвращение "голландцев" послужило лишь детонатором, а отток специалистов из исследовательских структур уже давно отмечался по всему миру. В последние годы не было заметного прогресса в изучении Канала, и самое главное, как-то исчезло понимание того, что могло бы считаться таким прогрессом. "Мягкие" капсулы делали вход в Канал сравнительно простым и комфортным, успехи Джей-психиатрии подняли процент реабилитации помешавшихся пилотов практически до ста, худо-бедно научились справляться с тромбами и предупреждать о биениях щупалец, что снизило уровень риска при переброске людей и грузов через Канал до приемлемого. Что ещё надо было решать? Что ещё нужно было исследовать? Увеличивать мощность противотромбовых ракет? Попроцентно повышать чувствительность датчиков?..

В основном переходили в сферу грузоперевозок, пухшую, как на дрожжах, по мере того, как полёты в Канале становились всё менее рискованными – все кинулись реализовывать баснословные возможности практически мгновенной переброски людей и грузов в любую точку Реальности.

Тогда же уехали Стеблов и Хализов…

Ко времени рождения Верочки в Городке уже практически не осталось детей школьного возраста, и школу в Городке закрыли. Приехавшая по этому поводу чиновница из районного отдела образования требовала, чтобы оставшихся детей отправили в городской интернат. Зимина, единственная из всех, отказалась, сказав, что будет учить сына сама, и чиновница уехала очень недовольная, посулив в будущим большие неприятности. С Родионом, сыном Зиминой, стали заниматься "пришлые" и Андрей по школьным программам и, сверх того, кто во что горазд. Андрей, например, давал свою любимую нечёткую логику.

Родион обладал тем типом мышления, который в школьные годы Андрея учителя называли "олимпиадным". Он легко, иногда даже обескураживающе легко, схватывал самые отвлечённые и абстрактные идеи, но мог вдруг застопориться на чём-то совершенно банальном. Как потом выяснялось, он, не веря, что что-то может быть таким простым, выдумывал себе заковыристые объяснения и потом никак не мог притянуть их к простенькой задаче. Андрей, после нескольких подобных случаев, изготовил табличку с надписью: "Не умничай! Всё проще" и каждый раз, когда Родион приходил к нему заниматься, водружал её в центре стола. Им обоим очень нравилась эта игра.

Через некоторое время из райцентра приехал инспектор отдела образования. По странной игре