— Не пора ли по кроватям?

— Выпьем напоследок? — предлагает Донна. — В «Пон Нуар»?

— Вылет в шесть пятьдесят, — напоминает Крис.

— Не расчесывай рану, — огрызается Донна.

Крис, встав, опускает жалюзи на окне кабинета. Джонни — один разговор, а Ян Вентам? С ним сложнее. Связано ли это убийство с тем, пятидесятилетней давности? Быть такого не может. Сколько там могло быть народу? Крис даже поставил двух сотрудников на розыск монахинь, вдруг те что-то вспомнят. Наверняка ведь кто-то уходил из монастыря? Утратили призвание и вернулись в реальный мир? Сколько им теперь, за восемьдесят? Но документов осталось мало, и он не особо надеялся. Или они упускают из виду что-то простое?

— Пожалуйста, не расколи это дело без меня.

— Ничего не обещаю, — бурчит Донна.

Крис берет свой портфель. Пора домой. Этот момент каждый раз хуже всего. Но в портфеле у него пакетик чипсов с солью и уксусом, плитка «Виспы» и диет-кола. Диет-кола? Интересно, кого он обманывает.

Иногда Крис подумывает зайти на сайт знакомств. Идеальный вариант в его представлении — разведенная школьная учительница с маленькой собачкой, поет в хоре. Но он был бы счастлив ошибиться. Лишь бы добрая и не скучная.

Крис придерживает дверь перед Донной и выходит сам.

Какой женщине может прийтись по душе Крис? Правда ли, что они теперь не любят слишком крепко сбитых мужчин? Ну да, точно не любят, но все-таки? Он вот-вот раскроет убийство, и неужели во всем Кенте не найдется женщины, которой он покажется привлекательным?

Ох, не могу уснуть. Конечно, все Бернард, Бернард, Бернард. Уже думаю о похоронах. Хоронить будут здесь? Очень надеюсь. Знаю, я не так долго была с ним знакома, но не хочу даже думать, как он будет в Ванкувере.

И вот я снова здесь в два ночи, чтобы сообщить новости. Не волнуйтесь, на этот раз никто не умер.

После Яна все гадали, что теперь будет с нашим Куперсчейзом. Кто возьмет дело в свои руки. Я, пожалуй, не слишком переживала, поселок вроде бы достаточно прибыльный, так что мы не сомневались, что желающие найдутся. Но кто?

Вы, наверное, уже догадались, кто все разузнал.

Элизабет «нечаянно» столкнулась вчера с Джеммой Вентам, несчастной вдовой Яна Вентама, в открывшемся в Робертсбридже индийском магазинчике. Раньше там была парикмахерская Клэр, пока Клэр не лишили права практиковать. Не знаю, можно так сказать про парикмахера? Так или иначе, жена местного главного врача лишилась кончика уха, и на том все. Говорят, Клэр теперь в Брайтоне, и это, пожалуй, к лучшему.

Джемма была с мужчиной, которого Элизабет определила как «вроде тренера на теннисном корте», хоть и оговорилась, что в нынешние времена он скорее ведет курс пилатеса. Не похожа на скорбящую вдову, и, по-моему, все признают, что она заслужила капельку счастья, так что я за нее рада.

Ей, кажется, досталась уйма денег. Это Элизабет у нее выудила. Не знаю точно как, но знаю, что для начала разыграла обморок, и так усердно, что даже локоть ссадила. Уж она-то всегда найдет способ.

Словом, Джемма Вентам продала холдинг Куперсчейз компании под названием «Холдинги Брамли». Мы, конечно, постарались всё разузнать про эти Брамли, но пока не сумели. Мы даже Джоанне с Корнелиусом звонили, но те как воды в рот набрали. Обещали, что постараются узнать, но по голосу Корнелиуса слышно было: терпение у него на исходе.

Но вот что еще не дает мне уснуть. Название.

«Холдинги Брамли»? Что-то напоминает, а что — не вспомнить. Элизабет говорит, они берут названия от фонаря, и, может быть, она права, но у меня в голове включился сигнал тревоги и никак мне его не выключить.

Брамли?.. Где же я это слышала? Знаю, я стара, но уж не настолько, и не говорите мне про сорт яблок. Тут что-то поважнее.

Сегодня ко мне заглянула Энн, которая выпускает «Куперсчейз без купюр». Когда теряешь друга, люди всегда заглядывают тебя навестить. Мы все уже заучили подходящие к случаю слова. Достаточно часто их произносим.

Не думаю, что это просто из вежливости, но Энн спросила, не смогу ли я вести колонку для «Без купюр». Она знает, что я люблю писать, и знает, что я во все сую свой нос, так не возьмусь ли я написать что-нибудь о куперсчейзских делах. Я, конечно, согласилась, а называться будет: «Джойс все видит» — мне нравится. Я предлагала: «Джойс слышит голоса», но Энн сказала, это отдает психиатрией. Она просила мою фотографию, завтра переберу свои и найду посимпатичнее.

Еще мы завтра едем повидать Гордона Плейфейра. Тот фермер с вершины холма — он один может вспомнить, кто жил здесь в начале семидесятых и живет до сих пор. Он и близко не подходил к Вентаму в день убийства, так что вряд ли его можно считать подозреваемым, но мы надеемся, что он вспомнит что-то полезное про те давние годы.

Надо еще раз попробовать заснуть.

— Своеобразие? — смеется Гордон Плейфейр. — Это у меня-то? Мы с вами понимаем, что это старая развалюха для старой развалины.

— Все мы понемногу разваливаемся, Гордон, — замечает Элизабет.

Прогулка к ферме Плейфейра вышла дольше, чем предполагалось, потому что полиция отгородила Сад вечного покоя кордоном. Все рассказывали о двух патрульных машинах и белом фургоне — экспертизы, по общему мнению, — которые осторожно подъехали в десять утра, после чего множество сотрудников в белых комбинезонах с лопатами в руках отправились на холм. Мартин Седж живет в Ларкин на верхнем этаже и наблюдает за местностью с биноклем, но пока у него нет новостей. По последним отчетам: «Что-то копают».

— Мы с этим домом вместе состарились. Крыша рассыпается, — говорит Гордон и ерошит последние сохранившиеся у него на голове пряди волос. — Скрипит, чему скрипеть не положено. Трубы подтекают. Мы с ним похожи.

— Мы вас не слишком беспокоим? Наш поселок? — спрашивает Элизабет.

— Мне здесь ни звука не слышно, — отвечает Гордон. — Как будто внизу по-прежнему монахини.

— Вы зашли бы как-нибудь к нам в гости, — приглашает Джойс. — У нас ресторан, бассейн. И зумба.

— В прежние-то времена я спускался. Потереться среди людей, поболтать. Веселые были дамочки, когда не молились. Опять же, если загонишь гвоздь себе в палец или свернешь лодыжку на кроличьей норе, они починят, — рассказывает Гордон.

Элизабет кивает, все правильно.

— Вы встречались с Яном Вентамом в то утро, когда его убили?

— Да, к сожалению. Не по своей воле.

— А по чьей?

— Это Карен, моя младшенькая. Просила, чтобы я его хоть выслушал. Хочет, чтобы я продал дом. Отчего ж ей не хотеть?

— И о чем вы говорили? — спрашивает Элизабет.

— Да все та же чушь. Предложение то же и манеры те же. Я, мягко выражаясь, недолюбливал Яна Вентама. Мог бы и не так мягко выразиться, хотите?