- Ромалэ! Этот вечер я решила посвятить старинным легендам и песням. Я буду петь их сама! Никто их не знает, кроме меня.

Цыгане заёрзали на подушках, устраиваясь поудобнее. Их лица были сосредоточенными, ни тени улыбки. Я удивилась. Видать нечасто Ясмина балует их своими сказками. Черноглазая красавица подошла ко мне и взяла за правую руку, полюбовалась моим кольцом с аквамарином. Потом подняла мою руку вверх, показывая всем кольцо.

- Этому кольцу не один век! Я сама сделала его оберегом для дочери одной женщины из рода Захара-кузнеца. Сейчас вы услышите легенду о кольце!

Я потихоньку осмотрелась. Странно, но никто не удивился такому заявлению цыганки. Сама сделала кольцо оберегом?! Несколько веков назад? Как такое может быть? Но я проглотила свои вопросы и стала слушать легенду.

- Давным-давно это случилось, еще когда вода в источниках была чиста, как слеза, когда луна была ликом бела и светла душой, когда беззаботный девичий смех разносился звуком колокольчика над бескрайними богатыми нивами, наливающимися золотыми колосьями… - Ясмина сделала паузу, обвела застывших в ожидании людей чернооким взглядом и продолжила: - Пришёл в благодатный край чёрный ирод, привёл за собой войско несметное, поганое. Разорил он благодатные земли Русские, замарал честь Славянскую… Его воины коварные жгли сёла и грабили, девиц молодых чести лишали, да угоняли в неведомые края…

Жила в одном из разорённых сёл молодая вдова, дочь Захара-кузнеца, Марией звалась. Угнали ироды чёрные единственную кровиночку Марии, доченьку ненаглядную, в чужие земли. Было той всего пятнадцать годков отроду. И пошла тогда Мария в чащу тёмную, дремучую. Нашла там пристанище ведьмы цыганской. Просила ее помочь вернуть доченьку единственную Любавушку, без отца-защитника рано оставшуюся.

Велела ей колдунья колечко заказать у мастера и камни дала – аквамарин ясный, словно волна морская в солнечный полдень, да россыпь алмазов мелких, чистых, как слеза девичья. Из мелких камушков млечный путь велела сотворить, а из морского камня луну. Сказала, чтоб кольцо это Мария клала каждую ночь на окно впитывать свет луны, а на рассвете брать его в ладони и произносить мольбы свои. Через 28 лунных дней вернётся к ней кровиночка единственная, целая и невредимая. Млечный путь укажет ей путь безопасный, а луна силы предаст.

Сделала Мария всё в точности, как ей цыганская колдунья велела и возрадовалась возвращению доченьки своей именно в тот срок, что назначен был.

Захотела отблагодарить добрую знахарку, снова в лес отправилась с подарками. Ничего не взяла с нее черноглазая, лишь сказала:

- Колечко это береги, передавай его женщинам рода своего, не в мужеские руки только. Отдай кольцо той, к которой оно потянется, ты поймешь, когда оно понадобится. И накажи так поступать и впредь. Слёзы и мольбы женские сделают его оберегом крепким… - потом взяла цыганка колечко в руки и прошептала что-то ему. А позже Мария надпись увидела, появившуюся на внутренней стороне кольца – «Всё возвращается на круги своя». С тех самых пор передаётся оберег по роду Захарову, от женщины к женщине, делая род крепче и краше с каждым поколением!

Закончив с легендой Ясмина взяла в руки гитару и тронула струны. Она стала тихонько петь, что-то такое тоскующее и заунывное, но постепенно пальцы ее все больше терзали струны, голос становился громче и сильнее. Я же сидела не в силах пошевелиться.

У меня перед глазами картины сменяли одна другую. Я так явно видела старинную деревню, поля желтые вокруг, ясный солнечный день и голубое небо… Но, вдруг голубизну неба заволокли завесы едкого дыма, поднялась суматоха в селе. Горели соломенные крыши домов, бегали испуганные животные и визжали растрепанные девицы в порванных одеждах, настигаемые угрюмыми узкоглазыми бандитами, вооруженные кривыми кинжалами и луками со стрелами.

Тут и там лежат поверженные стрелами крестьяне, кровь ручьем… Чужая крикливая речь режет слух, сбивает с толку. Пропахший гарью ветерок бросает мне на лицо длинную светлую прядь волос, я убираю их машинально, и, вдруг до меня доходит, что я не смотрю на вселенское безумие со стороны. Я сама здесь, просто стою в полубессознательном состоянии и пялюсь на происходящее.

- Любава! Любава беги! – понимаю, что кричат мне, мигом разворачиваюсь к лесу и бегу, путаясь в длинных юбках. Неслась пугливыми скачками, как оленёнок, которого вчера мне показал в лесу дедушка.

Мне слышен глухой дробный стук, я не сразу понимаю, что это звук лошадиных копыт, приближающихся ко мне, будто со всех сторон сразу. Меня оглушает этот звук, накрывает с головой, и я зажимаю уши, руками приседая, кричу от ужаса. Я визжу долго, пока не срывается голос. Меня никто не трогает, и я уже собираюсь праздновать спасение, открывая глаза. И вижу сплошной забор из мужских ног, одетых в темные пыльные штаны и высокие сапоги с узорами, с загнутыми вверх носами. Тишина разбавляется хриплым грубым смехом. Смеются несколько.

- Вставай дева, набегалась, - раздалось прямо над ухом.

Я вздрогнула и уставилась на говорившего. Русский? Темные волосы и глаза карие, огромные радужки кажутся добродушными, мягкий журчащий акцент. Меня хватают и поднимают на ноги, шаря при этом по моему телу грязными руками, рвут на мне яркий красный сарафан. Вскоре я остаюсь только в длинной вышитой сорочке. А этот, с акцентом, стоит в нескольких шагах и смотрит, улыбаясь. Вдруг хмурится и что-то кричит бешеной своре усатых узкоглазых воинов, терзающих мое тело. И они послушно отходят. Только один поднимает голову и говорит:

- Тимур…

Недолгая перепалка заканчивается в пользу этого Тимура. Он хватает мои руки и связывает их веревкой, потом сажает на невысокую, светлой масти лошадь, а сам идет рядом.

- Куда ты везёшь меня, чужеземец? – осмеливаюсь спросить я, дрожа от страха.

- Ты подарок Тэмуджину, - усмехается тот, разглядывая меня. – Пока тебя никто не тронет. Пока.

Наш караван идет много дней. Все угнанные из деревень девушки связаны одной длинной веревкой. Они бредут понурив головы и спотыкаясь, уже не плача. Смирились с судьбой. Только я еду на низкорослой монгольской лошадке по кличке Ямаа, что с монгольского переводится, как «коза». Ей подходит кличка.

Рядом со мной всегда едет Тимур, на высоком вороном коне. Он называет его Алтан, и души в нем не чает, это его боевой товарищ и друг. Всё это я узнала от Тимура, когда мы ужинали перед сном у костра. Почему-то со мной он разговаривал, правда немного. Он смотрит на меня по-доброму, прищурив в улыбке глаза. И спать укладывался на одной циновке со мной, обнимал меня во сне. Я чувствовала себя под надежной защитой. Защитой Тимура.

В один из сонных вечеров я решаюсь на побег, но меня быстро ловит охранник. Он бьет меня по лицу, я чувствую кровь на губах. От нашей возни проснулся Тимур. Он зло на меня смотрит, что-то рычит на своем языке и сверкает глазами. Ненадолго уходит, оставляя меня под присмотром охранника. Когда возвращается, я вижу у него в руках длинную плетку и кинжал, на который падает яркий свет полной луны. Мне становится так жутко, я понимаю, что доигралась.