Стас, и я нехотя поворачиваюсь к нему. В процессе оказываюсь буквально расстреляна недовольными горящими углями.

Альберт все еще смотрит на меня, а я так теряюсь из-за его необъяснимого контроля за каждым моим действием и словом, что не сразу замечаю, как обратился ко мне Петровский. Назвал настоящим именем.

- Леся, - поймав напряженный взгляд Ильи, исправляю Стаса. – И я не пью, - отрицательно взмахиваю кудряшками.

Туманов, который напротив, недоверчиво изгибает бровь и меняется в лице. Алик становится мягче, теплее. Изучает меня с какой-то затаенной нежностью и чуть уголки губ приподнимает. Будто удивлен моему ответу. Или считает меня малолетней дурочкой. Второе – наиболее вероятно.

Пусть. Мне плевать на его мнение. И так ясно, что я не в его вкусе. Сочту это за комплимент. Ведь вкус у него, судя по настоящей Валерии, отвратительный.

- Нет, - повторяю Петровскому и убираю свой бокал, когда он, не послушав меня, все-таки пытается плеснуть в него из бутылки. Пара капель и пена попадает на скатерть, а я беспокоюсь, чтобы все это не стекло мне на платье. Ткань жалко – Альберт дорогую и редкую купил нам с Аленкой.

Отодвигаюсь еще, хотя уже некуда. И так к Рапунцель прижалась.

- Это всего лишь шампанское, - уговаривает Стас таким удивленным тоном, что я пришельцем себя чувствую не от мира сего.

- Не употребляю алкоголь. Совсем. Ни единого градуса. Даже кефир не пью, - заканчиваю свое сопротивление шуткой, которую Стас ожидаемо не понимает.

Зато Алик и Илья одновременно хмыкают и откашливаются. Исподлобья смотрю на Тумановых по очереди, но их лица одинаково серьезные. Значит, показалось.

- У вас болезнь или аллергия? – сводит брови младший Петровский и поглядывает на старшего, будто они обмениваются мыслями.

Если честно, я понятия не имею, можно ли мне крепкие напитки. Желания не было пробовать, а в ЗАГСе я попросила лимонад мне в бокал налить – по цвету подходит, и гости не поняли бы, что я жульничаю.

- Аллергия, - выдыхаю обреченно. – Но не на алкоголь, - демонстративно двигаю стул ближе к Аленке.

- Стас, прекрати нам ценного помощника спаивать, - не выдерживает Алик. И хоть говорит холодно, глаза вспыхивают недобрым пламенем.

- Ну, если уж настолько ценный для тебя помощник, - с подтекстом тянет Петровский, а Валерия ресницами глуповато хлопает, - тогда я умываю руки.

Но, вопреки словам, все-таки наливает мне какой-то сок. На всякий случай принюхиваюсь и пробую: все нормально.

Старшие Петровский и Туманов начинают обсуждать дела, Майя старается угодить Аленушке, Валерия весь вечер трогает Альберта и шепчет ему что-то. На последних стараюсь не смотреть: раздражают дико.

Нервно ерзаю на стуле, игнорируя попытки Стаса завязать беседу.

До тех пор, пока липкая ладонь на находит мое колено под столом. Дергаю ногой, пытаясь незаметно сбросить ее, но пальцы сжимаются сильнее. Впиваются в кожу и, кажется, собираются задрать платье до бедра. В ответ на мой возмущенный взгляд Стас лишь мерзко подмигивает.

Шестое чувство вопит, что это провокация. Меня специально хотят смутить и подставить перед Тумановыми. Но моя внутренняя амазонка ВалЕРкирия мысленно вытащила копье...

Глава 30

Альберт

Землетрясение? Стол дрожит, посуда позвякивает, а скатерть уезжает куда-то. Успеваю подхватить стакан и, откинувшись на спинку стула, делаю глоток воды, почему-то даже не сомневаясь, где находится эпицентр стихии.

Устремляю взгляд вперед, в сотый раз за этот вечер скольжу по фигурке, выгодно выделенной бархатной тканью. Леся не осознает, насколько она притягательная в этом платье. Недаром бабник Петровский весь вечер вьется вокруг нее, а мне хочется запустить в него что-нибудь тяжелое. Но, кажется, горе-нянька меня опередила.

Выпрямляется в полный рост, как бы невзначай отодвигает от себя маленькую вилку с тремя зубцами, хотя десерт еще не подавали. Судорожно проводит руками по телу, словно отряхиваясь с отвращением, и платье одергивает, наполовину прикрывая колени. Наряд не короткий, приличной длины, под стать невинной Лесе, но от этого кажется только соблазнительней. И скромный вырез на груди дико приковывает взгляд. Настолько, что я на протяжении всего ужина не могу думать ни о чем другом, кроме этой девочки. Признаться, я даже не помню, как выглядит моя невеста и во что она одета сегодня. Перед глазами – зеленый бархат.

Чокнуться можно!

- Я так и знала, что она что-нибудь натворит, - шипит под ухом Лера, и я морщусь.

Я тоже знал. Но отец был непреклонен, будто присутствие няньки на встрече с Петровскими может решить все проблемы в один миг. Однако Леся только добавила их в нашу коллекцию.

- Заткнись, Лер, - вырывается у меня, и невеста пыхтит обиженно. Зато молчит.

Отец поднимается, жестом подзывает официантку, просит ее убрать все и заменить посуду. Но ни единого обвинения в сторону Леси не бросает. Только сейчас рискую посмотреть в ее красивое лицо. После той ночи каждый зрительный контакт как пытка.

Но сейчас ее вид заставляет меня нахмурится. Алая, растерянная и в то же время яростная, как фурия, она слишком много внимания уделяет своей одежде, будто хочет отмыться. И гадостные подозрения проникают в мою голову. Если они оправдаются…

- У-у-у, - раздается приглушенно от Стаса.

Перевожу на него злой взгляд. Оцениваю скептически. Петровский воет, держится за руку, а на кисти четко вырисовываются царапины. Три, как зубьев у той вилочки.

- Что с тобой, сын? – беспокойно хрипит старший козел.

Стас подскакивает на ноги, будто только сейчас до него дошло, что случилось, удивленно опускает глаза. Замечаю опрокинутый бокал с шампанским, который он в какой-то момент все-таки наполнил для Леси, несмотря на отказ. Но она и не притронулась. Зато «отблагодарила» навязчивого кавалера по-своему.

Видимо, бокал соскользнул вместе со скатертью и угодил прямиком на брюки Стасу. И сейчас мокрое пятно растеклось по всему паху, словно у придурка недержание. От шока он не знает, за что хвататься: то ли штаны салфетками сушить, хотя это бесполезное занятие, то ли «боевые раны» на руке немедленно лечить. Я же готов прямо при всех прибавить ему забот. Так сильно, что кулаки чешутся.

- Показать, где туалет? – бросаю с намеком. И Стас обращается в камень. Косится на своего отца в поисках поддержки, а сам с места не двигается.