Тад прислонился к камину, его глаза переходили справа налевои обратно, словно у зрителя на теннисном матче. Шериф не сказал чего-то нового,из того, чего сам Тад не предвидел уже заранее, напротив, Алан Пэнборн действовалочень деликатно, пытаясь обнаружить несообразности в его рассказе. И все же Тадощущал горькое разочарование... почти сердечную боль. Надежда, что Алан все жеповерит – может быть, чисто инстинктивно, но поверит – оправдалась в той жестепени, как возможные чудодейственные препараты от всех болезней в аптечныхпузырьках и бутылочках.

– Да, я допускаю такую возможность, – спокойно сказала Лиз.

– А что касается происшедшего с Тадом в его факультетскойслужебной комнате... ведь нет никаких свидетелей ни его приступа, ни того, чтоон записал тогда. Ведь он даже не рассказал вам о нем, пока не позвонила миссисКоули, верно?

– Нет. Он не рассказал.

– А потому... – Шериф пожал плечами.

– У меня есть к вам вопрос, Алан.

– Да, я слушаю.

– Зачем лгать Таду? Что он может выиграть этим?

– Я не знаю. – Алан взглянул на нее с полной искренностью. –Он может и сам не знать этого. – Он бегло взглянул на Тада, затем сновапосмотрел на Лиз. – Он может даже и не знать, что он сейчас лжет. Это очень просто:я не могу принять все услышанное на веру, любому офицеру полиции нужны, преждевсего, сильные доказательства. А здесь их нет.

– Тад рассказывал правду обо всем этом. Я понимаю, всесказанное вами имеет веские основания, но все же мне очень хочется, чтобы выповерили также в истинность всего услышанного здесь. Я отчаянно желаю этого.Видите ли, я ведь жила с Джорджем Старком. И я знаю, как Тад почти превратилсяв него, пока время шло. Я расскажу вам нечто, не попавшее в журнал «Пипл». Тадначал говорить о том, что хочет избавиться от написания следующих двух книгСтарка еще перед предпоследним романом...

– Трех, – спокойно поправил Тад со своего места у камина.Его жажда закурить превратилась прямо-таки в какое-то наваждение. – Я началговорить об этом уже после первого романа Старка.

– О'кей, трех. В журнальной статье говорится так, словно этаидея пришла совсем недавно, но это неправильно. Об этом я и хочу сейчас вамрассказать. Если бы не появился Фредерик Клоусон и не заставил моего мужадействовать решительно, я думаю, что Тад и поныне только все еще собиралсяизбавиться от своего литературного двойника. Это напоминает обещания алкоголикаили наркомана, которые он дает семье и друзьям, что с завтрашнего дняпрекращает пить или принимать наркотики... или с послезавтрашнего... или ещечерез день.

– Нет, – запротестовал Тад. – Не совсем так. Церковь – та,но не та церковная скамья.

Он подождал немного, нахмурившись и занимаясь не простообдумыванием. Он концентрировался. Алан окончательно расстался с подозрениями,что они пытаются его обмануть или как-то использовать в нечестных целях. Они непытались взять его измором в попытке убедить его, или даже самих себя, нотолько старались разъяснить, как все это произошло... точно так же, как людипытаются описать пожар уже много позже того, как он погас.

– Слушайте, – наконец произнес Тад. – Давайте забудем нанекоторое время все эти затемнения сознания, воробьев и предвидение событий –были они или нет. Если это понадобится, вы можете поговорить с моим доктором,Джорджем Хьюмом обо всех симптомах. Может быть, результаты вчерашнегообследования моей головы покажут что-то странное и необычное, но даже если инет, вполне возможно, что врач, оперировавший меня в далеком детстве, все ещежив и способен вспомнить об этом случае в его практике. Вполне возможно, онзнает нечто, могущее пролить хотя бы немного света на всю нашу историю. Я непомню его имени, но я уверен, что оно записано в моей медицинской карте. Носейчас все это медицинское дерьмо побоку.

Эти слова почти окончательно сбили с толку Алана... если быТад хотел лгать, то никогда бы не стал так действовать. Некоторые сумасшедшиеделают подобные вещи, но они достаточно сумасшедшие, чтобы тут же забыть о том,что сами сперва выдумали, поскольку сами действительно начинают верить вфизическое существование своих фантазий и потом могут говорить только об этихвещах. А как же Тад? Голова шерифа начала трещать.

– Ладно, – сказал Алан Пэнборн, – если вы считаете, повашему выражению, «медицинское дерьмо» второстепенным, то что же тогда являетсяздесь основной линией?

– Джордж Старк – вот что главное, – ответил Тад и подумал:«Линия, которая ведет в Эндсвилл, где заканчиваются все железнодорожные пути».– Представьте себе, что кто-то незнакомый забрался внутрь вашего дома. Кто-то,кого вы всегда немного боялись, примерно так же, как Джим Хокинс боялся старогоморского волка в трактире «Адмирал Бенбоу» – вы читали «Остров сокровищ», Алан?

Алан кивнул.

– Тогда вам будет яснее то ощущение, которое я здесь сейчаспытаюсь вам передать. Вы следите за этим парнем, и он вам совсем не нравится,но вы позволяете ему оставаться у вас под крышей. Вы не держите гостиницу, какв «Острове сокровищ», но, может быть, вы считаете его дальним родственникомвашей жены или кем-то в этом роде. Вы следите за моей мыслью?

Шериф снова кивнул.

– И наконец в один прекрасный день этот нежеланный гостьделает что-то, выводящее вас из себя, ну, например, хлопает солонкой о стену,поскольку она засорилась и из нее у него ничего не высыпалось, и вы говоритесвоей жене: «Сколько еще времени этот идиот, твой второй кузен, собираетсяздесь околачиваться?» А она смотрит на вас и говорит: «Мой второй кузен? Ядумала, что это твой второй кузен!»

Алан рассмеялся, хотя ему вообще-то не было сейчас оченьвесело.

– Но вышвырнете ли вы этого малого за порог? – продолжалТад. – Нет. Только потому, что он уже слишком долго находился у вас под крышей,и, как это ни покажется кому-то странным, тому, кто сам не побывал в такойситуации, это будет выглядеть, словно ваш тип заполучил некие... правапоселенца на незанятой земле, что ли. Но и это не самое главное.

Лиз кивнула. Ее глаза возбужденно блестели, а ее взгляд былвзглядом благодарной женщины, услышавшей именно те слова, которые уже былиготовы сами сорваться с ее губ в течение всего этого дня.

– Важнее то, как чертовски трудно следить за ним, – сказалаона. – Следить за тем, что он может выкинуть, если вы действительно скажетеему, чтобы он убирался, и вышвырнете его на дорогу.

– Вот именно, – сказал Тад. – Вы хотите быть смелым иотважным, и прямо приказать ему убираться из вашего дома, и не столько потому,что вы просто боитесь его опасных штучек у вас под крышей. Здесь дело касаетсявашего самоуважения. Но... вы все не решаетесь. Вы находите причины для того,чтобы откладывать это. Типа – сейчас идет дождь, и у него будет меньше поводовобидеться, если вы покажете ему на дверь в солнечный день. Или, возможно, чтоэто лучше всего проделать после того, как вы все хорошенько выспитесь. Выпридумываете тысячи не менее весомых причин и оснований для непрерывногооткладывания. Вам даже кажется, что если эти причины звучат достаточноубедительно для вас самого, вам удастся сохранить хотя бы часть вашегосамоуважения, а это всегда лучше, чем ничего. Это особенно хорошо, посколькувсе свое самоуважение сохранить можно, оказавшись в итоге либо раненым, либовообще убитым.