437-й полк летал на самолетах Лаг–5, поэтому Яки там обслуживать не могли: не было запчастей, техники слабо знали устройство этого самолета. При первой возможности девушек перевели в полк, который в этот момент переучивали на Як–1, — 9-й гвардейский. Почему поступили именно так, почему не перевели обратно в женский полк? Вероятно, командир полка Казаринова не настаивала на их быстром возвращении, к тому же сыграли роль самолеты: пока летчики 9-го полка ждали новые Яки, они могли начать тренироваться и дежурить на самолетах девушек: от полка, хотя он был выведен из боев на переучивание, требовалось прикрывать железнодорожную станцию Эльтон, на которую часто совершали налеты немецкие бомбардировщики — теперь эта железнодорожная ветка стала единственной, обеспечивавшей сообщение со Сталинградом. Четыре летчицы, прекрасно освоившие Як, могли начать дежурства уже сейчас, не дожидаясь, пока обучатся остальные. Возможно, кроме того, что человек, принимавший где-то в штабе решение об их переводе в 9-й полк, который планировалось, пополнив лучшими летчиками, сделать полком асов, счел, что звену лучших советских летчиц-спортсменок СССР место именно здесь. Командир 9-го полка этого мнения не разделял: слишком уж опасная его полку была отведена роль, и он не хотел рисковать женщинами. Тем не менее он решил взять девушек на период тренировок. Двадцатисемилетний майор Шестаков, в отличие от Беляевой и Будановой, в воздушных парадах участия не принимал, пройдя совсем другую школу: одним из лучших советских асов-истребителей он стал в боях.

Лев Шестаков, «невысокий плотный командир» с мелкими чертами славянского лица и слегка оттопыренными ушами, «очень динамичный»,[298]был совсем молод, но окружающие обращались к нему уважительно по имени и отчеству — Лев Львович. Комиссар Дмитрий Панов, старый знакомый Шестакова, был рад встретить его на Сталинградском фронте: этот «невысокий крепыш, сероглазый шатен» с сильным, властным, порывистым характером, один из лучших командиров истребительных полков в советских ВВС, придется здесь очень кстати.

Шестаков, сын железнодорожника из Донбасса, с детства хотел стать летчиком. Он летал на истребителе уже с 1936 года, и в 1937–1938 годах приобрел боевой летный опыт во время гражданской войны в Испании. Более опытные летчики быстро увидели в Шестакове талант настоящего истребителя: удивительную способность при встрече с самолетами противника молниеносно проигрывать в голове варианты предстоящего воздушного боя. Решения, на которые у летчика-истребителя есть лишь доли секунды, Шестаков принимал абсолютно рационально. Уже тогда, в двадцать два года, он анализировал тактику воздушного боя и пытался вывести собственные правила.

Посетив на обратном пути из Испании могилу Карла Маркса на кладбище Хайгейт в Лондоне, Шестаков вместе с уцелевшими в воздушных боях товарищами вернулся в СССР, чтобы продолжать тренироваться и тренировать других, готовясь к новой, нависшей над СССР войне, угроза которой начиная с 1939 года ощущалась постоянно. Тревога на какое-то время ослабела, когда, после заключения пакта Молотова — Риббентропа, вслед за Сталиным страна поверила в большую дружбу с немцами. И тут же грянула война такого масштаба и такой жестокости, каких не ждал никто.

Ее начало Лев Шестаков встретил командиром 69-го истребительного авиаполка, хорошо зарекомендовавшего себя во время героической обороны Одессы, начавшейся в самый катастрофический период войны и продлившейся полтора месяца. В действиях молодого майора была отвага, инициатива и холодный расчет: он мог, допросив сбитого немецкого летчика, организовать блестящий налет на немецкий аэродром, мог, вылетев во главе группы, взять инициативу в воздушном бою, несмотря на то что летали на устаревших самолетах против превосходящего численно противника. Еще в начале войны Шестаков вывел собственные, новаторские, принципы воздушного боя, которые внедрял в полку. Только у Шестакова переведенный к нему под Сталинградом Борис Еремин понял, как расставить летчиков группы в боевом вылете.[299]Главное — преимущество в высоте, ведь оно означает и преимущество в скорости, и выбор удачной позиции. Столь же важно эшелонирование группы по высотам, чтобы она была готова к бою. Когда атакуешь, солнце должно быть за спиной — пусть враг слепнет! Чтобы не промахнуться, считал Шестаков, огонь надо открывать с дистанции сто метров и ближе, не атаковать строго в хвост, а бить под ракурсом в одну или две четверти. В советских летных школах этому не учили: Еремин, прошедший серьезную летную подготовку и уже долгое время летавший на фронтах, только от Шестакова услышал эти и многие другие «заповеди истребителя» — правила, которые он за месяцы боев сам вывел интуитивно, но которые только Лев Шестаков сформулировал четко и строго, первым облек их в слова.

В 9-й гвардейский Еремина перевели вместе с другими сильными летчиками: начальство, решив создать еще один «разящий кулак» из асов, не раздумывая забирало из полков лучших пилотов, отправляя к Шестакову рядовыми летчиками командиров звеньев и эскадрилий. Летчики, как правило, не расстраивались из-за такого понижения: идея полка асов, который задаст немцам жару после унизительных поражений начала войны, импонировала почти всем. Прославившийся в сталинградских боях Амет-Хан Султан, переведенный вместе с Володей Лавриненковым из страшно поредевшего 4-го истребительного полка, считал, что полк Шестакова больше ему подходит. Уезжая, он четыре раза выстрелил в воздух, отдав одновременно «салют живым и салют прощания с друзьями», погибшими под Сталинградом.[300]Конечно, кто-то из летчиков не хотел покидать родные полки. Герой Советского Союза Саша Мартынов из полка Николая Баранова, один из участников знаменитого боя ереминской семерки, которого вместе с Ереминым перевели в 9-й гвардейский полк, хотел воевать только в родном полку. В конце концов ему удалось вернуться к Баранову, и он воевал в 296-м полку до конца войны.

Летчики, переведенные из 4-го полка, — Лавриненков, Амет-Хан Султан и двое их товарищей, — прибыли в 9-й полк одновременно со звеном Беляевой. Приехав в расположение 9-го полка, Лавриненков, подходя к общежитию летчиков, волновался: кого-то они там встретят? Ведь в 9-м полку, говорят, одни герои! Но, зайдя в общежитие, летчики растерянно остановились в дверях, подумав, что попали не по адресу: в комнате оказались лишь две девушки в легких летных комбинезонах. Сидя на покрытом одеялом матрасе, они о чем-то «весело беседовали».[301]Симпатичная невысокая девушка со светлыми волосами, увидев их, сказала: «Проходите! Не смущайтесь. Вы только прибыли?» — «Да», — подтвердил кто-то из ребят. «Мы тоже. Давайте знакомиться. Лиля Литвяк. А это Катя Буданова».

Начать разговор с девушками Лавриненков и его товарищи не успели, тут же вошла еще одна группа мужчин. Они были такого же возраста, как Лавриненков, не старше двадцати пяти, но на их гимнастерках было не по одному ордену, а у троих — «Золотые звезды» героев. Внимание Лавриненкова сразу привлек один из них. Этот среднего роста блондин был не кто иной, как Михаил Баранов — о нем даже выпустили листовку, да и без нее Баранова сразу узнавали по портрету в газетах. В те дни Миша Баранов был самым популярным истребителем на Сталинградском фронте: Герой Советского Союза, двадцать четыре сбитых немецких самолета. Баранов был ровесник Лили Литвяк, ему было всего двадцать лет. Оглядев новичков, он начал расспрашивать, кто откуда прилетел: оказалось, что он теперь заместитель командира 9-го полка. Представив остальных летчиков, Баранов кое-что сказал и о девушках, упомянув, что у каждой есть на счету несколько сбитых самолетов.