Кейт расстегнул корсаж ее платья. Пруденс сняла его и юбку, потом повернулась, чтобы Кейт расшнуровал корсет. Какая-то, часть ее души трепетала от интимности происходящего, другую заволокло туманом усталости.

Одному Богу известно, что о них подумают.

Но они женаты. Это позволительно.

Это ее первая брачная ночь!

Пруденс сняла расшнурованный корсет и чулки, скромно повернувшись к Кейту спиной. Во «Дворе белой розы» она месяцами использовала сорочку в качестве ночной рубашки, чтобы избежать лишних трат, но теперь осознала, что сорочка длиной только до икр, а вырез довольно низкий. Даже если подтянуть шнурки, грудь едва прикрыта.

Волосы были все еще заколоты наверх, но она распустила их и оглянулась. Кейта не было. Потом он вышел из своей гардеробной, под халатом у него виднелась ночная рубашка, прикрывавшая его от шеи до пят. Кейт опустил парчовые шторы на двух окнах, в которые светило закатное солнце, и в комнате стало почти темно. Двигаясь, он щадил ногу.

— Как твоя рана?

— Заживает. Рэнсом раздобыл чудодейственную мазь у миссис Инглтон и намазал мне ногу и бок. Когда мы были мальчишками, мазь всегда помогала, но для заживления необходимы мирные условия. — Кейт откинул покрывало. — Ложись и будь мирной со мной, дорогая.

Мирные условия заживления. Возможно, именно это ей и нужно: шанс залечить все свои раны, большие и малые, и особенно раны последних дней.

С обеих сторон кровати были ступеньки, Пруденс быстро взобралась на холодные, пахнувшие свежестью простыни, и натянула до подбородка одеяло, глядя, как Кейт снимает халат.

Он действительно ничего не станет делать?

Пруденс помнила его прикосновения и поцелуи, помнила кружившееся в ней желание, но что-то в ней говорило «нет», и она надеялась, что ей не придется облечь возражение в слова.

Кейт задернул полог кровати, отрезая последние блики света, и вдруг возникло убежище, где Пруденс могла спать, просто спать. После долгих недель тревожных ночей, после тяжелого дня она нашла здесь мир, покой и отдых.

Пруденс почувствовала, как Кейт лег, и даже ощутила его тепло.

— Никогда прежде ни с кем не делила постель, — сказала она. — Это успокаивает.

— А я никогда не делил ни с кем постель так. Ты права. Это успокаивает.

Пруденс хотела подвинуться ближе, возможно, даже в его объятия, но Кейт предложил просто поспать, а это то, чего ей больше всего хотелось. Однако прежде чем она сможет отдохнуть, ей нужно кое в чем признаться.

— Я учинила катастрофу, Кейт. Возможно, новый пандемониум.

Он нашел ее руку и сжал.

— За ближайшие десять часов дело станет хуже?

— Не думаю, но…

Кейт подвинулся ближе и поцеловал ее в губы.

— Тогда спи, женушка. Встретимся со стаей демонов утром.

Кейт поцеловал ее снова, нежным успокаивающим поцелуем, потом отодвинулся.

Пруденс улыбнулась в темноту, повернулась на другой бок и провалилась в сон.

На следующее утро, уже привыкнув к огромной постели, Кейт проснулся и начал обдумывать проблемы грядущего дня. Но вспомнил о женщине рядом с ним.

Его жена.

Кейт слегка раздвинул полог, впуская лучи света. Пруденс лежала на боку, отвернувшись от него, светлые волосы разметались по подушке.

Кейт улыбнулся, ему хотелось коснуться ее волос, погладить их, успокоить, но желание поцеловать ее затылок пришло от основного инстинкта. Ее плечо, выглядывавшее из соскользнувшего рукава сорочки, искушало его, как и изгиб бедра под одеялом. Он чувствовал ее запах, такой земной, желанный и… запретный.

Но прикосновения и поцелуй заведут далеко. Никаких признаков, что у нее месячные, а он не желал сомневаться в отцовстве их первого ребенка.

Слава Богу, Пруденс не возражает против отсрочки. Прошлой ночью она дала это ясно понять. Это неудивительно. Они почти незнакомцы. Такого ощущения нет, но это правда, и отсрочка даст ему удовольствие ухаживать за ней со всей любезностью и галантностью, которых она была лишена.

Кейт перекатился на спину и смотрел на изображение солнечных лучей наверху полога. Они навели его на мысли о Людовике XIV, «короле-солнце», и о том, какое это имеет отношение к Кейнингзу, по крайней мере, Кейнинпзу его детства.

Все проблемы тотчас всплыли в его уме, и Кейту захотелось снова задернуть полог, закрыться от рассерженного, разочарованного мира. Однако он не мог. Надо предстать перед семьей, а его «надзиратели» будут землю рыть от страстного желания призвать его к делу.

Мать разгневана. Если она не появится и не проявит благосклонность, ему придется с этим справиться. Кейт благодарил Бога за Артемис. Она добрая, она составит компанию Пруденс и введет ее в курс дела. Но Артемис скоро уедет. И кто тогда останется у его графини?

Только он, но ему самому еще надо много узнать, и это займет большую часть его времени. Кроме того, ему следует как можно скорее выехать в Лондон, явиться ко двору и завершить формальности с местом в парламенте. Будет ли милосердно взять Пруденс с собой, в еще более пугающий мир? Или оставить ее тут одну?

Проклятие! Тогда в церкви он не мог действовать по-другому и с тех пор не искал другого пути. Но возможно, это не тот путь, которого он действительно хотел.

Кейт снова взглянул на жену. Его тянуло к Пруденс Юлгрейв с первой встречи, она застряла у него в уме. Он купил ей подарок, даже не ожидая увидеть ее снова. Он думал о ней, тревожился за нее. И это совершенно правильно, что она его жена, в его постели.

Но потом Кейт вспомнил сквайра Трента и вдову хозяина постоялого двора. Лет десять назад их брак произвел в округе скандал, это событие не забыли. И миссис Трент до сих пор не принимают в местном высшем свете.

Конечно, Пруденс — это другое, она родилась в поместье. Однако последние годы ее жизни обернутся против нее, если выйдут наружу, а событие в Дарлингтоне и вовсе непростительный скандал.

Он этого не допустит. Он граф Малзард, черт побери, и люди здесь примут и будут уважать его жену, иначе полетят их головы.

Через три дня воскресенье, и обитатели Кейнингза обычно отправлялись на службу в местную церковь, как и другие достойные семейства в округе. Это будет первое испытание, и лучше им его пройти.

Кейт встал с постели, жалея, что так и не поцеловал нежную шейку жены.

Пруденс медленно просыпалась в удобной постели, удивленная чувством благополучия, которое казалось ей совершенно новым.

Но она помнила свой тревожный сон, и не все в нем было грезой.

Дрейдейл в церкви, с багровым от гнева лицом.

Шокирующий, болезненный удар.

Ужасная авария с каретой — дело рук Дрейдейла, затеянное в надежде убить или покалечить.