— Да, миледи.

Руки девушки тряслись, когда она расставляла на столе чайник, чашку с блюдцем, сахарницу и молочник.

Пруденс села. Отчего-то ей захотелось подружиться с этой девочкой. Она не слишком напоминала Хетти, ей, наверное, еще шестнадцати нет, и все-таки сходства достаточно, чтобы позаботиться о ней. Но нужно соблюдать соответствующую дистанцию, ради них обеих.

Чай уже был в чайнике, и это натолкнуло Пруденс на новые мысли. Чай — удовольствие дорогое. Кто за ним здесь следит? В Блайдби ее мать тщательно охраняла банку с чаем. Сьюзен делала то же самое в Дарлингтоне.

— Чай отличный, — отпила глоток Пруденс. — Кто его готовил?

— Миссис Инглтон, миледи.

Пруденс расслабилась. Ей не придется сражаться из-за этого с Артемис.

— Но у леди Малзард… Я имею в виду другую леди Малзард, — запнулась Карен, — и у вдовствующей леди Малзард собственные коробки с чаем.

— Мою невестку правильно называть Артемис, леди Малзард, — сказала Пруденс и задумалась, действительно ли дала девушке верную и полезную информацию.

Вот почему Карен напомнила ей Хетти. То, что она юна и неопытна, не означает, что она глупа.

— Я тоже заведу свою собственную, — сказала она, взяв маленькое печенье.

Оно было легкое, лимонное, роскошное. Пруденс едва удержалась, чтобы не предложить его Карен.

Однако с другой стороны, горничные, наверное, радуются такому обращению. Нужно узнать. Но у кого? Она не доверяет ни единому слову Артемис, а Кейт, вероятно, не знает. Перри может знать.

А пока полезную информацию можно получить от Карен.

— Когда ты сказала, что некоторым это не понравилось, ты имела в виду старших слуг, Карен? Они считали, что нужно выбрать их?

— Да, миледи. Но на самом деле не понравилось всем. — Карен вскинула подбородок. — Теперь я выше всех них.

— Ты? Почему?

— По рангу, миледи! Все слуги знают свое место, но личных слуг, как мистер Рэнсом или мисс Горли, называют по титулу их хозяина или хозяйки. Так что мистера Рэнсома мы зовем «милорд» или «лорд Малзард». А мисс Горли — «миледи» или «леди Малзард». Думаю, теперь нам надо называть ее «Артемис, леди Малзард». А отныне, миледи, вы понимаете, они все будут и меня называть «миледи»!

Глаза девушки сияли, но она все еще сжимала поднос. Пруденс допила чай и снова наполнила чашку. Лимонное печенье просилось обратно. Внезапный подъем наверх — это не благодать, она знала это, как знал и Кейт.

— Ты предпочла бы не занимать это положение, Карен?

Девушка прикусила губу.

— Я не знаю, миледи. Это так волнующе, и я могу рассмеяться в их кислые физиономии. Но не думаю, что это правильно.

Пруденс поставила чашку, звякнув о блюдце, потому что у нее дрожали руки. Кейт говорил о том, что у слуг есть свои четкие понятия и правила, а она перевернула все вверх дном. Вина на Артемис, но последствия на ее совести. Пруденс понятия не имела, как освободить себя или эту девочку, не создавая новых проблем.

Она хотела отослать Карен, но подумала, не будут ли жестоки к ней другие слуги. Способы найдутся.

Нужно найти для нее работу.

— Как ты, должно быть, слышала, мы с графом попали в аварию и были вынуждены оставить мой багаж. Но он скоро прибудет. Кое-что мы купили по дороге.

Куда все это делось? Лакей забрал свертки из кареты.

— Там ночная сорочка и другие вещи. Пожалуйста, найди их и принеси в гардеробную. И прежде чем распаковывать, протри влажной тряпкой шкаф и ящики комода от пыли.

Если Артемис Малзард обидится на это, то пусть подавится.

— Да, миледи!

Карен поспешила из комнаты.

Пруденс уронила голову на руки, пытаясь сдержать слезы, найти выход. Потом вскочила из-за стола Артемис и выбежала из ее будуара.

Спальня была не лучше. Должно быть, все это творение Артемис Малзард. Сможет ли она спать в этой кровати?

Сломавшись, Пруденс бросилась к двери в соседнюю комнату и распахнула ее.

— Кейт!

Он обернулся, одетый только в серый халат, сзади него насупился весь в черном, как ворон, камердинер.

— Что такое? Что тебя расстроило? — быстро подошел к ней Кейт.

Пруденс схватила его за руки, но взглянула на хмурого слугу.

Не оборачиваясь, Кейт сказал:

— Вы свободны, Рэнсом.

Пруденс смотрела на камердинера, пока за ним не закрылась дверь.

— Извини. Я не должна была этого делать. Я учиняю катастрофу каждым своим действием.

Пруденс старалась держаться с достоинством, но припала к нему.

Кейт обнял ее и прижал к себе, говорил какие-то слова, которых она не слышала из-за потока слез, прорвавших все барьеры. Пруденс старалась остановиться. Старалась, потому что это больно, потому что боялась, что не сможет остановиться и выплачет себя до смерти.

Потом буря слез прошла, оставив ее обессиленной, выжатой, лежащей.

Лежащей?

В его постели. В его объятиях.

В его замечательно сильных, надежных руках.

— День ведь был трудный, правда? — спросил Кейт.

Пруденс рассмеялась, но тут же сдержалась, иначе смех захватит ее так же, как слезы. Говорят, некоторые безумцы смеются беспрестанно. Она могла себе это представить.

— Я уже устроила катастрофу, — промямлила Пруденс, уткнувшись в одеяло, прикрывавшее грудь Кейта.

— Я сам пару раз такое учинял.

— А что ты сделал потом? — посмотрела на него Пруденс.

— Думаю, напился. У меня есть бренди…

— Лучше не надо. Я скоро пьяницей стану.

Кейт мягко провел пальцем по ее щеке, стирая слезы.

— Тебе, как и мне, нужно поспать. Поспим немного, женушка?

Нет. Она не готова к брачному ложу. Не сейчас.

Кейт, должно быть, прочитал ее мысли.

— Поспим, — повторил он. — Просто поспим.

— Карен…

— Карен?

— Каренхаппух. Дочь Иова.

— Я уверен, что это очень важно, но теперь… — Кейт сел, потянув ее за собой. — Я помогу тебе раздеться, и мы просто поспим.

— Твой камердинер может вернуться.

— Нет, пока его не вызовут.

— Карен…

— Если она твоя горничная, то поступит так же. Наше положение дает определенные привилегии, и отправляться летним вечером в постель сразу после восьми — одна из них.

— Мне нужна ночная рубашка.

— Твоя сорочка подойдет.