Мы еще помолчали.

— Кать, я, скорее всего, уеду. Насовсем. Так что тебе придётся научиться жить без меня.

И новая тишина.

— С Тимой уедешь?

Теперь молчу я. Как сложно. Каждый шаг навстречу друг другу, словно по минному полю.

— Не знаю, — ответила в итоге. Потому что и впрямь не могу загадывать.

— Это из-за этой флешки?

— Да.

Мы снова помолчали.

— Вика, — протянула сестра, — если бы я тогда не взяла флешку, у Артема был бы шанс выжить?

Я поняла: она сейчас задает вопрос, который мучает ее два года. С того самого момента, как узнала о гибели Артема. Она, наверняка, понимала, что происходящее связано с этой самой флешкой. И мучилась: а не она ли виновата в смерти молодого парня, только начавшего жить?

— Нет, — ответила я, слыша явственный выдох, а потом Катька прошептала:

— Спасибо.

Я не знаю, поверила ли она моим словам до конца, хотя они и были правдой. Жильцов не оставил бы Артема в живых. Но даже если бы это было не так, я бы все равно сказала «нет», потому что лучше других знаю, каково это, просыпаться каждое утро с сжирающим чувством вины.

А потом я заснула тревожным сном. События и люди слились воедино в нечто странное, бессмысленное. Давид, Жильцов, флешка, Тема, Катька, Тима, машина, в которую садится мать, — все это перемежалось в странных сюжетах, я ворочалась, пока, наконец, не открыла глаза. В комнате темно, как и за окном. Часы на стене показывают три часа. Да уж, вот и поспала. Немного полежав и послушав тишину, я встала и тихо шмыгнула в коридор. Прошла до Тиминой комнаты, потопталась у двери, но так и не решилась открыть. В итоге, налив стакан воды, уселась на кухне возле окна. На подоконнике лежали Тимины сигареты, стояла пепельница. Курить не хотелось. Думать тоже. Я отдала бразды правления Тиме, и, если честно, стало легче. Теперь оставалось только ждать. Минут через двадцать я услышала, как открылась дверь Тиминой комнаты, он прошел в сторону туалета. Была уверена, меня не заметит, но на обратной дороге он тормознул и зашел в кухню.

— Чего сидишь? — услышала я.

— Вид красивый.

Усмехнувшись, он приблизился, стоял за моей спиной, а я продолжала смотреть в окно, хотя и напряглась от его близости. Тима, наклонившись, обнял меня за плечи, носом зарывшись в волосы.

— Пойдем спать, — прошептал мне, и от этих слов по рукам побежали мурашки. Я молча кивнула, вставая, расцепляя его руки. Но он не планировал меня отпускать. Хотела прошмыгнуть мимо, но Тима, сжав мою ладонь, потянул за собой. И я пошла, безропотно.

Закрыв дверь и повернувшись ко мне лицом, он сказал:

— Обещай, что не будешь ко мне приставать.

Не удержавшись, я рассмеялась, уткнувшись ему в грудь, он меня обнял, потом молча повёл к кровати. Она была здоровенная, при желании на такой можно вовсе не встретиться. Однако только я легла, как Тима, обняв меня за живот, прижал спиной к своей груди. От его прикосновений по телу прошел разряд, я выдохнула, невольно заерзав.

— Спи, — прошептал Тима мне в волосы, я послушно закрыла глаза и уснула.

А проснулась одна. В квартире тихо, бросив взгляд на часы, я даже села. Было уже одиннадцать. Ничего себе сплю. Тут раздались шаги, и в комнату вошел Тима в одном полотенце.

— Проснулась, — улыбнулся мне, — а я уже Катю отвёз.

Я кивнула, стараясь рассматривать его не очень откровенно. А посмотреть было на что: подтянутый торс, широкие плечи с капельками воды. Узкие бедра, стянутые полотенцем. Тима был очень хорош собой. А еще он был взрослый, сильный, и это тоже манило, возбуждало. Он повернулся ко мне, держа в руках футболку и домашние штаны, хотел что-то сказать, но, поймав мой взгляд, замер. Несколько мгновений мы просто смотрели друг на друга, а потом я тихо позвала:

— Иди ко мне.

Выдержав еще секунды внимательного взгляда, Тима, отбросив одежду в кресло, приблизился, а я встала на кровати на колени, тянясь к нему, обхватывая, скользя ладонями по коже. Он начал целовать меня, медленно, словно изучающе, но почти сразу потяжелевшее дыхание заставило действовать требовательнее. Его руки, скользнув по спине, прижали к телу, в голове словно затянуло туманом. Сдернув с него полотенце, я потянула Тиму на себя, откидываясь на кровати.

Мне казалось, мир остановился, сжался до этой комнаты, рассыпался в наших стонах, взглядах, касаниях. Это была какая-то мучительная сладость, словно ты вдруг получил то, о чем мечтал, и теперь не веришь, боишься, что все окажется иллюзией, рассыплется в один миг. И балансируя между этим страхом и наслаждением, я сжимала плечи мужчины, который стал для меня центром маленькой вселенной.

Потом мы лежали, обнявшись, молчали, словно боясь испортить момент. Я и впрямь боялась. Потому что поняла: не могу его потерять. И от осознания, что это может произойти, сильнее прижималась к Тиме.

— Ты чего? — улыбнувшись, он приподнял мое лицо за подбородок, вынуждая посмотреть на него. Я только замотала головой из стороны в сторону.

— Вик, — снова позвал Тима тягуче, и внутри все отозвалось.

— Просто мне так хорошо, что даже страшно, — сказала я. Он ответил внимательным взглядом.

— Мы справимся.

— У тебя есть какие-то идеи?

— Пока одна, но думаю, тебе понравится.

— Какая?

Тима, перевернув меня на спину, оказался сверху и заговорщицки спросил:

— Сама догадаешься?

Я рассмеялась, качая головой, а он принялся меня целовать.

Часа через полтора, когда я сидела после душа в кухне в Тиминой футболке и поедала яичницу, он сказал:

— Через час съезжу за Катей. Дергаться не будем, подождем конца недели, чтобы не вызывать подозрений. Данные с флешки я на всякий случай скопирую. На переговоры поеду сам, — я выдала протестующий взгляд, но Тима тут же пресек попытку встрять в разговор, — это не обсуждается, Вик. Если бы не было флешки, я еще могу понять, зачем ты там нужна. Но у нас на руках козырь, так что обойдутся мной. Я не собираюсь лишний раз подвергать тебя опасности.

Я невольно улыбнулась краем губ, слушая его. Все это было так непривычно, но приятно. Тима мой. Мой мужчина, мой любовник, мой защитник. Поймав взгляд, он покачал головой.

— Когда ты так смотришь, — сказал мне, — я начинаю терять мысль.

Потянувшись, я поцеловала его, немного оттянув нижнюю губу, после чего вернулась к яичнице.

— Я тебя слушаю, — сказала весело, глядя в его потемневшие глаза.

— Вик, — протянул он, я так кайфую от того, как он произносит мое имя, и от его голоса, и от взгляда. Черт возьми, мне так хорошо сейчас, что никакая смерть не страшна.