– Скорее всего. Паста, лазанья – это все итальянское.

Я киваю, аккуратно проглатывая горячую еду.

– Это очень и очень вкусно.

Он улыбается.

– Там шесть видов сыров, хотя обычно делают из четырех. Но моя бабушка, держа в руках огромный острый нож, сказала, что сыров должно быть шесть, и просила поверить ей на слово.

Я опять смеюсь.

– Не против, если я открою окно?

Я качаю головой.

– Мне тоже немного жарко.

Он открывает окно, и я глубоко вдыхаю свежий воздух. Рафаэль подает мне пластиковый бокал и мы, весело рассмеявшись, чокаемся. Это самый вкусный ночной ужин в моей жизни – сырный соус, аромат базилика и вино. Чуть позже мы вместе моем посуду, а потом, почистив зубы, лежим и разговариваем обо всем на свете. Подперев рукой голову, я смотрю на Рафаэля, пока он говорит. Он такой красивый, такой невероятный!

– Который час? – спрашиваю я.

Он достает из кармана джинсов телефон.

– Три сорок пять.

Я падаю лицом в подушку со стоном:

– Господи, нам утром в школу.

Он смеется, переворачивает меня на спину, убирает волосы с моего лица и шепчет на ухо:

– Леа, мы сегодня не пойдем ни в какую школу.

И я чувствую его горячую ладонь у себя на бедре.

Рафаэль спит, а я боюсь пошевелиться – не хочется будить его и начинать новый день. В моем сердце запечатлелись события этой ночи, эти поцелуи, прекраснее которых и быть не может. Я смотрю, как его грудь поднимается и опускается в спокойном ритме, изучаю каждую черточку его лица, запоминаю шрамики над бровью и на подбородке, трещинку на губе. Он медленно открывает глаза, сонно смотрит на меня, я улыбаюсь и шепчу:

– Доброе утро.

– Давно проснулась? – осипшим голосом спрашивает Рафаэль.

– Нет, – отвечаю я, проводя пальцем по линии его подбородка. Палец покалывает щетина. Рафаэль ловит его и целует. Мы лежим в тишине, нежно прикасаясь друг к другу, и голова идет кругом от переизбытка чувств, и не хватает воздуха. В глазах Рафаэля я вижу безумный бурлящий водоворот. Его тело отзывается на каждое мое прикосновение, и мне нравится сводить его с ума точно так же, как он сводит с ума меня. Мы целуемся как безумные, обнимаемся как безумные и любим друг друга как безумные. «Любовь – это определенный вид сумасшествия», – решаю я, покусывая его губы.

– Нам нужно поесть, здесь на углу есть приличное кафе, – хрипит он, поймав мои руки. – Женщина, сжалься, не трогай меня больше.

Я смеюсь, пытаясь вырваться из его хватки.

– Пойдем поедим? – опять спрашивает он, проводя носом вдоль моей шеи, и добавляет: – Ты невероятно пахнешь.

– Я не хочу вставать, я хочу остаться здесь навечно, – глубоко вздыхаю я и кожей чувствую его улыбку.

– Я тоже хочу, но нам завтра в школу, нужно забрать твои учебники из хостела, и у меня за три дня закончились чистые футболки.

– Мне нравится твоя футболка.

Он ухмыляется.

– Я подарю ее тебе, как только заберу чистые вещи.

– Нет-нет, я не хочу вставать, – ною я, но он поднимает меня с матраса и несет в крошечную душевую.

– Душ, – провозглашает он, поливая меня прохладной водой.

– Ты с ума сошел! – пищу я.

– Окончательно и бесповоротно, – отвечает он, целуя меня в губы.

Мы некоторое время возимся в душе, намочив весь пол и стены, но когда я в очередной раз пытаюсь обнять Рафаэля за шею, он перехватывает мои руки и прижимает их к стене у меня над головой.

– Леа, – шепчет он мне на ухо, и я опять дрожу от звука его голоса. Его губы так близко, я закрываю глаза в ожидании поцелуя, но Рафаэль выключает воду и как ни в чем не бывало заявляет: – Одевайся и пошли уже.

Я открываю глаза и ошарашенно смотрю на него, он ухмыляется дьявольской ухмылкой, и я, прищурившись, шиплю:

– Я тебе это еще припомню.

Он смеется в голос, говорит:

– Мне уже страшно, – и выталкивает меня из душа.

Через некоторое время мы устраиваемся на плетеных стульях террасы кафе «Турвиль» за красным круглым столиком. На часах больше половины третьего, завтрак уже закончился, и нам приходится заказать обед. Официант приносит плетеную корзинку со свежими кусочками багета, стеклянную бутылку воды и две тарелки с сочными бургерами. При виде еды я прихожу в восторг, хотя до сих пор даже не понимала, насколько проголодалась.

– Здесь вкусные бургеры, – говорю я, сняв пробу.

– Поверь на слово, нам бы любой бургер сейчас пришелся по вкусу, – с ухмылкой отвечает Рафаэль.

Я смотрю на прохожих, среди которых много туристов, они вертят головами, восхищаясь красотами Парижа.

– Иногда мне хочется забыть, как выглядит Париж, и увидеть его новым взглядом только что приехавшего туриста, – признаюсь я. – Ты только посмотри на их лица! Ты когда-нибудь встречал настолько счастливого парижанина?

Рафаэль кивает.

– Конечно, – он берет театральную паузу, – за пределами Парижа.

Я фыркаю.

– Вот видишь, мы не ценим город, в котором живем.

Он качает головой.

– Ты сравниваешь несравнимое. Туристы беззаботно гуляют по городу, смотрят достопримечательности и наслаждаются отпуском.

– Но я тоже хочу наслаждаться этим городом, я, например, ни разу не была на верхушке Эйфелевой башни, не пробовала лягушачьих лапок, я, если честно, даже в меню их нигде не встречала. – Я заглядываю ему в глаза. – Ведь правда! Ты хоть раз встречал в меню лягушачьи лапки?

Он улыбается своей наглой улыбкой.

– Я знаю одно место, где их подают, и отведу тебя туда, если поедание лягушатины сделает тебя счастливей.

Я закатываю глаза.

– Дело не только в лягушках, а просто в жизни в целом. Мы бежим по самому прекрасному городу мира, уставившись в свои телефоны и стараясь не опоздать. Понимаешь, о чем я? В этом беге проходит вся жизнь.

Рафаэль кивает.

– Я понимаю, о чем ты, но в данный момент мы сидим в уютном кафе, разговариваем друг с другом, так что предлагаю насладиться моментом.

Я тянусь к нему, обнимаю.

– Ты прав. Но знаешь, я, например, даже ни разу не была на кладбище Пер-Лашез, – проводя пальцем по логотипу The Doors, говорю я. – Я имею в виду, каждый уважающий себя турист побывал на могиле Моррисона, разве нет?

Он целует меня в лоб.

– Я был там лет в десять, мы гуляли с гидом по всему Парижу. Поверь, быть туристом в этом городе – занятие очень изматывающее.