Залпы чередовались чаще, однако толчки стали уже слабее.

После очередного хиленького залпа Либби открыл глаза, посмотрел в потолок и сказал:

– Это все, капитан.

– Запросите полярные координаты, – окликнул Дойл вахтенного помощника.

Тот вскоре доложил:

– Параллакс – постоянный, сидерическая скорость – постоянная.

Капитан потянулся в своем кресле:

– Ну, Блэки, мы сделали это – благодари Либби!

Вдруг Дойл заметил беспокойный и внимательный взгляд мальчика.

– Что случилось, парень? Мы промазали?

– Капитан, вы как-то сказали, что хорошо бы иметь в саду нормальную земную силу тяжести?

– Ну, говорил.

– Если та книжка по гравитации, которую вы мне дали почитать, не вранье, то мне, похоже, понятно, как это сделать.

Капитан посмотрел на Либби так, будто видел его впервые:

– Я уже устал удивляться. Ты можешь притормозить поток своих умных мыслей, для того чтобы пообедать с адмиралом?

– Ух ты, капитан! Это было бы здорово!

Их прервало сообщение из узла связи:

– Сообщение с флагмана: «Отличная работа, Восемьдесят восьмой».

Дойл наградил всех улыбкой:

– Приятное подтверждение того, что мы не промахнулись.

Динамик загрохотал вновь:

– Сообщение с флагмана: «Отмена последнего сообщения. Ждите поправку».

На лице Дойла появилось удивление и беспокойство. Динамик вскоре продолжил:

– Сообщение с флагмана: «Отличная работа, ЗМ-три».

«Неудачник» – очень любопытный рассказ, по большей части из-за его недостатков, а не из-за того, насколько удачно написана эта история. Все источники сходятся во мнении, что это был второй коммерческий рассказ, написанный Хайнлайном, начатый сразу после отправки «Линии жизни», это подтверждает и папка с рукописью, и переписка Хайнлайна. И все же технические недостатки рассказа, из-за которых более поздние комментаторы назвали его «неудачным», возникли не из невинных ляпов неопытного писателя, но были следствием неравной и в итоге проигранной борьбы с неподатливым сюжетным материалом: первоначальный замысел Хайнлайна почти наверняка заключался в том, что личная история Либби отражает то, что человечество Ковенанта совершает при обустройстве Солнечной системы; просто не существует изящного способа совместить в одном и том же рассказе сильные эмоции ностальгии и одиночества, вызванные первым построением Либби, и анекдот о его успешной попытке неповиновения. Даже поднаторевший в технике Хайнлайн не мог бы спасти «Неудачника», не меняя исходного замысла; лучшее, что он смог сделать, – это написать его в виде романа – что он в конце концов и сделал, написав «Астронавта Джонса». Как это ни парадоксально, структурные недостатки истории вызваны попыткой связать начало и конец рассказа зеркальной симметрией. В начале – переход от формального текста эпиграфа, отсылающего к акту, учредившему Космический корпус резервистов, к конкретным деталям первого построения Либби, в конце – переход от конкретных и личных деталей похвалы Либби к его непосредственному начальству, к формальному плану преобразования Солнечной системы для нужд человечества. Эта история не столько о Либби, сколько об огромном совместном проекте человечества по достижению звезд – о начинании, которое несколько лет спустя Либби должен будет продвинуть еще дальше.

«Неудачник» фактически стал первым рассказом, который Хайнлайн написал для «Истории будущего» («Линия жизни» была включена в нее позже), и четкость, с которой были прописаны в рассказе фоновые детали, свидетельствует о том, что концепция «Истории будущего» не собиралась постепенно по крохам, а, скорее, была в основном завершена до того, как Хайнлайн начал писать на продажу. Позже она была расширена, и более детализована, но основной ее образ уже был к этому времени сформирован, и, таким образом, Хайнлайн мог легко перейти от «Неудачника» (конец апреля – начало мая 1939 года) к «Да будет свет!» и первой сотне страниц рукописи «Капитанов и священников» (12 и 13 мая 1939 года), охватывающим более ста лет истории будущего – всего за несколько недель преодолев период нудных затянутых анекдотов, которые не брали ни в дешевые, ни в глянцевые журналы, в то время как его рассказы об истории будущего продавались в «Astounding» и заложили основу репутации Хайнлайна как писателя. «Неудачник» был опубликован в ноябрьском выпуске «Astounding» за 1939 год. В критический момент в декабре 1939 года Хайнлайн сказал Кэмпбеллу, что, если «Неудачник» окажется на хорошем месте в читательских опросах, он продолжит писать «Историю будущего». Так и получилось, он это сделал.

– Угодно вам что-нибудь сказать до оглашения приговора? – Невозмутимый взор Главного судьи внимательно изучал лицо обвиняемого. Ответом ему было угрюмое молчание.

– Что ж, хорошо… Присяжные сошлись на том, что вы нарушили один из основных пунктов, содержащихся в Ковенанте, и таким образом нанесли ущерб свободному гражданину. Мнение суда и присяжных таково, что деяние это было сознательным, поскольку вы были полностью осведомлены о возможности нанесения вреда этому свободному гражданину. Поэтому приговариваю вас к альтернативе. Выбирайте одно из двух.

Опытный наблюдатель наверняка заметил бы тень смятения под маской безразличия, сквозь которую молодой человек взирал на ход собственного процесса. Его смятение выглядело нелепо и неразумно, ведь при таких преступлениях приговор был неизбежен, – впрочем, разумные люди и не получают подобных приговоров. Не дождавшись ответа, судья повернулся к приставу:

– Уведите его.

Внезапно приговоренный вскочил, уронив стул, на котором сидел, и обвел диким взглядом присутствующих.

– Стойте! – закричал он. – Сначала я вам кое-что скажу!

Несмотря на резкость манер, в нем ощущалось благородное достоинство хищного зверя, загнанного в угол. Он пожирал глазами аудиторию, грудь его тяжело вздымалась, – казалось, он принимал присутствующих за свору псов, готовых кинуться на него и растерзать.

– Так как же? – кричал он. – Получу я наконец право говорить или нет? В этой комедии не хватало только, чтобы осужденного лишили права высказаться напоследок!

– Вы можете говорить, Дэвид Маккиннон, – отозвался Главный судья тем же невозмутимым тоном, каким выносил приговор, – сколько вам будет угодно и в любой избранной вами форме. Свобода слова не ограничивается даже для нарушивших Ковенант. Прошу вас говорить в микрофон.

Маккиннон с отвращением взглянул на микрофон, торчавший возле его лица. Он знал, что каждое сказанное им слово будет записано, а потом подвергнуто тщательному анализу, и это казалось ему особенно отвратительным.

– Я не просил вести запись, – раздраженно сказал он.

– А мы обязаны их вести, – терпеливо ответил судья, – для того чтобы все могли убедиться, справедливо или несправедливо с вами обращались и был ли соблюден Ковенант. Будьте добры выполнить нашу просьбу.