Лизу я забираю с собой.

Это моя собака. Моя!

Сижу в кресле и вижу со стороны свое лицо. За полгода оно постарело на двадцать лет. Но не Вика главная тому причина. Главная причина – моя память. Она просыпается… Она почти полностью проснулась… И я старею вместе с ней.

Звоню Игумнову.

Его голос включается сразу, будто Слава ждал моего звонка.

– С Новым годом, старичок! – орет он. – Рад тебя слышать! Веришь не веришь – только что сам хотел тебе позвонить! Веришь?

– Верю, – говорю. – Дай мне телефон Варшавского.

– Ну ты мудилка картонный! – обижается он. – А с Новым годом поздравить?

– С Новым годом, – говорю я, – и с новым счастьем.

– Эхе-хе! – вздыхает Слава. – Какое у нас, старых гамадрил, может быть новое счастье? Разве что новые девочки! Как там в песне поется? «Ты – любовь моя последняя…» Молчу! Инга сейчас меня убьет!

– Что-то ты больно веселый, – говорю я. – Успел нарезаться?

– А как же! – опять кричит он. – А ты почему такой трезвый?

– Дай мне телефон Варшавского.

– Не могу.

– Почему?

– Лев Львович строго-настрого запретил мне давать его номер посторонним лицам без его личного позволения.

– Я не постороннее лицо, – говорю. – Ты не представляешь, до какой степени мы с ним родные люди.

– Не волнует, – отвечает Слава. – А зачем он тебе?

– С Новым годом поздравить. И – с новым счастьем.

– Врешь, – говорит он. – Но если тебе срочно… Могу сам позвонить Варшавскому и передать твою просьбу.

– Звони!

Через минуту Игумнов снова на связи.

– «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети». Думаю, наш Пингвиныч греет тело жирное в песочке на Канарских островах. И все-таки – зачем он тебе?

Врать бесполезно. Нет смысла.

– Хочу выяснить: Вика у него?

– Вы что, с ней поругались? Она сбежала к дяде?

– Откуда ты знаешь, что Вика – его племянница?

– Вот еще новость! – фыркает Игумнов. – Об этом большом-большом секрете знает вся его редакция. А о том, что знает его редакция, знает мой Верунчик. (Инга, не мешай разговаривать, потом подеремся!) А ты разве этого не знал?

– Ты мне не говорил.

– Вот что, Иноземцев, – трезвым голосом говорит Слава. – Со своими отношениями с Викусей и ее дядюшкой ты, пожалуйста, разбирайся сам, без меня. У меня с Варшавским деловые отношения. Кстати, что у вас произошло с Викой?

Сказать ему? Нет – рано.

– Я тебя услышал, – говорю. – Зачем ты собирался мне звонить?

– Очень серьезная тема, Кеша! И это не телефонный разговор.

– Не сегодня, – говорю.

Черт возьми, они все водили меня за нос! И я был прав, они смеялись надо мной! Все, кроме Вики… Вика меня ненавидела. Ничего себе характер у моей дочери! Полгода носить за пазухой ядовитую змею и объясняться мне в любви!

Но Вика добилась своего. Моей спокойной жизни пришел конец. И мне плохо. Мне страшно!

Вызываю такси. Ждать приходится долго, первое января – многие разъезжают по гостям. Спускаюсь вниз, открываю переднюю дверцу и с удивлением вижу того же улыбчивого деревенского парня, что несколько дней назад возил меня к дому Варшавского.

– О! – радостно говорит он. – Как не расставались! С Новым годом!

– И тебя с новым счастьем, – говорю я. – Поехали!

– Адрес такой же? – смеется он. – Барвиха на Мякининском шоссе?

– Точно.

– Опять жена сбежала? А я своей шубу новую купил. Теперь от меня не сбежит.

– Сбежит, – говорю. – Не болтай, трогай!

Парень делает серьезное лицо.

– Надеюсь, тариф тот же?

– Слюни подбери! Пять тысяч за глаза хватит. Туда и обратно. Может, еще придется подождать.

– Поехали, – погрустнев, соглашается он.

На проселочной дороге, где находится усадьба Варшавского, совсем не новогодняя тишина. И темнота. Понятное дело: богатые люди, которые успели построить здесь особняки, улетели на теплые моря, а тем, кто живет здесь давно, в деревянных домишках, громко праздновать не на что. Скоро их всех вытеснят отсюда варшавские, понастроят тут вилл в ампирном стиле и закроют въезд для посторонних вроде меня. Закон джунглей…

Нажимаю на кнопку звонка. Дверь в заборе открывает бритоголовый шофер-охранник.

Впервые внимательно рассматриваю его лицо и фигуру. Пожилой, но крепкий мужик. Из простых, но с чувством собственного достоинства. Такие не лебезят перед боссами и не кидают понтов перед теми, кто от их хозяев зависит. Заметно, что этой ночью крепко выпил, но держится твердо. Молодец!

– А, привет! – равнодушно-похмельным голосом приветствует он меня. – Опять заблудились, командир?

– С Новым годом, маршал Жуков.

Жуков бросает на меня злой взгляд, подходит к машине и разглядывает лицо таксиста.

– И ты здесь, приятель? – нисколько не удивляясь, говорит он. – Что-то вы к нам зачастили. Хоть милицию вызывай.

– Не надо милицию, – говорю я. – Хозяин дома?

– Нет его… Сегодня улетели на Кипр. По делам.

– А племянница его, Вика, здесь?

– Вдвоем улетели, – откровенничает он.

– А ее мать? Даша… Дарья… Забыл ее отчество…

– Дарьи Семеновны тоже нет. Утром улетела в С.

– Что, никого дома нет?

– Почему никого? Супруга Льва Львовича здесь. Еще собачка, которую Вика с собой привезла.

Из дома раздается громкий лай. Даже отсюда слышу, как Лиза отчаянно скребется в стеклянную дверь.

– Похоже, знакомая тебе собачка, – задумчиво произносит Жуков. – Ты вообще кем им приходишься?

– Дальний родственник, – говорю. – Отлучили меня от семьи за плохое поведение. В дом не пригласишь?

– Ты не наглей, – отвечает маршал. – Если хозяин тебя сам в первый раз не пригласил, с какого хера я буду тебя приглашать? Наше дело солдатское. Опять же супруга Льва Львовича болеют. Ты вот собачку забери. Беспокойная… Все время куда-то рвется… Не к тебе? Забирай! У меня голова от нее раскалывается.

– Извини, маршал, – говорю я. – Не до собачки мне теперь. Пусть она пока с вами поживет. Ты гуляй с ней почаще и косточки ей купи, но не куриные. Куриные собачкам вредно.

– Понял, – грустно говорит он. – Спасибо за науку! Выпить не хочешь? Если честно, мне самому очень хочется. Но в одиночку я не пью. После шестидесяти одному пить не стоит. Тебе тоже не советую!