признать в нем хозяина пруда. Щуки и карпы целыми вереницами кишели вкруг его удочек. Каждую минуту вытягивал он что-нибудь, а вокруг целые десятки как бы ждали очереди. Не прошло двух часов, весь берег около него был усеян крупными рыбами. Он бросил удочку и пошел к братьям. У маленького Плута было всего два карпа, да еще каких-то две рыбки. У Вольфа всего три пискарчика. Оба тоскливо смотрели на пруд; с их мест отлично было видно улов брата. При виде Куно, Вольф яростно вскочил, рванул лесу, искрошил удилище в куски и бросил их в пруд: — «Черт бы их побрал!» — крикнул он вне себя. — «Будь у меня тысяча крючков, я бы желал, чтоб на каждом болталось по такой животине! Да что говорить: в правом деле всегда так! Тут колдовство, да всякие наговоры. Иначе, как мог бы ты, Куно, достать в час больше рыбы, чем нам в год наловить?»

— «Да, да, припоминаю теперь», — вставил маленький Плут, — «ведь он учился удить у старой ведьмы, знахарки, а мы-то дураки, сели с ним состязаться! Он скоро завзятым колдуном сделается».

— «Ах вы, люди негодные!» — вспылил Куно. — «Я сегодня имел время убедиться в вашей алчности, вашем бесстыдстве и грубости. Идите и не возвращайтесь больше. Поверьте, для спасения ваших душ весьма было бы вам полезно поучиться великодушию и благочестию у той, кого вы считаете колдуньей».

— «Ну, колдунья-то, пожалуй, не колдунья!» — возразил смеясь Плут. — «Колдуньи умеют предсказывать, а твоя знахарка настолько же пророчица, насколько гусь на лебедя похож. Ведь сказала же она отцу, что из его наследства добрую часть на золотой купишь, т. е. попросту говоря, что он обнищает. Однако до самой смерти он преспокойно владел всем, насколько глаз хватает с высот Цоллерна! Поди ты, твоя знахарка просто глупая баба, а ты — дурак, Куно!»

С этими словами малыш поспешил удалиться: он несколько побаивался сильной руки брата. Вольф поскакал за ним, выгрузив все проклятия, которым только научился от отца.

Куно вернулся домой глубоко опечаленный и оскорбленный бессердечным отношением братьев. Происшествие так сильно взволновало его, что он слег в постель. Только утешения достойного патера и сильные снадобья знахарки спасли его от смерти.

Как только весть о болезни Куно дошла до Цоллерна, братья устроили на радостях пир и, под влиянием винных паров, решили, что если глупый Куно умрет, тот, кто первый об этом узнает, даст залп из пушек, чтоб уведомить другого, а кто первый выпалит, тот получит не в счет лучшую бочку вина из погребов Куно. Вслед за тем, Вольф распорядился держать слугу на карауле вблизи Гиршберга, а маленький Плут подкупил одного из слуг Куно, чтобы тотчас дать ему знать, как только господин его будет при последнем издыхании.

Но слуга этот был сильнее предан своему кроткому благочестивому графу, чем злому владельцу Шалькберга. Он, однажды, участливо спросил у знахарки, в каком положении здоровье господина, и когда узнал, что он совсем поправляется, он рассказал ей о предложении из Шалькберга и о том, что братья сговорились дать залп в знак радости в случае смерти графа Куно. Старуха была вне себя от гнева. Она вскоре все рассказала графу, а так как тот не верил в такое бессердечие братьев, она предложила ему испытать их. Пусть они подумают, что он умирает, и тогда сам увидит. Тотчас же дали знать подкупленному слуге и приказали ему немедленно скакать в Шалькберг и возвестить о близком конце графа Куно.

Слуга Вольфа, карауливший на границе владений, заметил спешившего всадника и спросил, какие вести. «Ах, господин мой умирает; он не переживет ночи! Все уж там отступились!» — крикнул посланный и исчез по направлению к Шалькбергу.

— «Вот оно что!» — воскликнул тот, живо вскочил на коня и стрелою пустился к Цоллерну. Конь пал у ворот, а гонец сам успел только прокричать: «граф Куно умирает» — и лишился чувств. Разом загремели пушки Гогенцоллерна; граф Вольф ликовал с матерью насчет наследства, вина, пруда и ожерелья, и восторгался грозным эхом, вторившим пушкам. Но что он принимал за эхо, то были пушки Шалькберга и Вольф, смеясь, заметил матери: «Видно у малыша тоже был шпион. Придется поделить вино!»

Тогда он сел на коня и поскакал к замку Гиршберг; он опасался, что брат предупредит его и успеет перехватить кое-какие драгоценности.

У пруда оба брата встретились и им стало немного неловко друг перед другом. Имени Куно они не упоминали, но по дружески стали обсуждать кому и на каких условиях владеть Гиршбергом. Когда же они въехали на мост и оттуда взглянули на замок, в одном из окон представилось им гневное лицо Куно. Братья страшно испугались, приняв его за привидение, и принялись усиленно креститься. Но, нет! То был сам Куно в плоти и крови, здоровый, бодрый как всегда, но со сверкающим от негодования взором. «Ей, поглядите-ка! Вот чудеса! Я думал, что ты умер», — крикнул ему Вольф.

— «Ну, что отложено еще не потеряно», пробормотал младший, посылая Куно вверх ядовитые взгляды.

Но тут раздался громовой голос Куно:

— «Отныне порваны между нами все узы родства. Я слышал ваши сигнальные залпы. Посмотрите, у меня тоже таких пять страшилищ во дворе и тоже туго заряжены в вашу честь. Убирайтесь с пути, пока целы, не то узнаете, каковы пушки Гиршберга!»

Не пришлось повторять приглашения дважды: братья убедились, что Куно не шутит. Они пришпорили коней и пустились обратно. Граф Куно, чтоб попугать их, пустил над их головами залп из пушки и оба в немом страхе низко пригнулись в седлах.

— «Зачем ты стрелял?» — спросил с досадою Плут, когда они въехали в лес. — «Болван! Я слышу, ты палишь, ну и я выстрелил».

— «Вот уж неправда, спроси у матери!» — возразил Вольф. — «Ты первый дал залп и ты весь позор на нас навлек, противная ящерица».

Тот