– Вы уже знаете, что нам посчастливилось найти гробницу Тесея, царя и основателя этого города, друга Геракла и аргонавтов, победителя Минотавра – сына Посейдона. Моряка.

Последнее слово отозвалось оглушительным ревом половины собравшихся, и Перикл вздрогнул.

Кимон ухмыльнулся.

– Я представляю его кости народу Афин и прошу только об одном: чтобы их чтили как останки сына этого города. Мы вернулись домой. Он вернулся домой.

Некоторое время говорить было просто невозможно. Кимон пытался успокоить толпу жестами, но все были в прекрасном настроении и даже начали скандировать: «Архонт!» – чем немало его смутили.

Наконец шум стих, и он заговорил снова:

– Команды кораблей уходят домой до весны. Люди устали и хотят поскорее увидеть жен и семьи. Те из вас, кто желает выказать почтение Тесею, могут пройти сюда после того, как все разойдутся. А теперь – смирно, афиняне!

Последние слова он произнес резко и отрывисто, хотя и с улыбкой. И тысячи дюжих гребцов в толпе как по команде вытянулись во весь рост, вскинули голову и выпятили грудь.

– Ступайте с миром! – крикнул Кимон. – Все свободны! Насчет зимних работ или невыплаченного жалованья – к начальнику порта.

Эти слова были встречены с еще большим восторгом и одобрением. Скифские стражники расступились, позволив желающим пройти мимо останков Тесея. Перикл видел, как люди, проходя, с благоговением касаются покрова, похлопывают по тому, что под ним. Нетерпеливые в толпе требовали расширить проход, но скифы не поддавались и лишь посматривали сердито на тех, кто задерживался у похоронных носилок. Постепенно люди расходились, и напряжение спадало. Перикл наблюдал за всем этим и удивлялся. Он думал, что они пришли посмотреть на Кимона или кости, но здесь было что-то другое. Что-то вроде роспуска по домам. Своего рода театральное представление, сценой которому служила площадь.

Едва ли не последними уходили Эсхил и Эпикл, Анаксагор и Зенон. Перикл указал на них Кимону.

– Эпикла ты знаешь, – напомнил он, подзывая друзей.

Кимон, казалось, обладал особым даром находить нужные слова и верный тон в общении с каждым. Стоило ему заговорить, как человек начинал улыбаться. Зенон и Анаксагор не стали исключением. Услышав имя Эсхила, Кимон отвесил ему поклон.

– Я, конечно же, знаю о тебе, куриос, и с нетерпением жду возможности увидеть твою последнюю пьесу. Надеюсь, Перикл щедр, как ему и полагается быть. Триерархия – благородная идея. Театр, военные корабли – что там еще?

– Вот-вот… – усмехнулся Эсхил. – Я то же самое говорю.

Кимон рассмеялся и похлопал драматурга по плечу. Эсхил, насколько понял Перикл, ничуть не обиделся.

– Пойдемте, – позвал Кимон. – Я покажу вам царя.

Он кивнул на похоронные носилки, и у всех полезли на лоб глаза.

Скифы пропустили Кимона с друзьями и преградили дорогу толпе.

Здесь, завернутые в ткань, кости больше напоминали лежащего человека, чем там, в могиле, обвитые корнями. Перикл без труда мог бы представить, как этот древний афинянин просыпается после долгого сна и встает.

Они расположились вокруг носилок, и Кимон кивнул двум охранявшим их гоплитам. Один поднял шлем, другой с величайшей осторожностью отвернул покрывало, обнажив тщательно очищенные кости цвета старой сосны.

Сотни людей затаили дыхание.

– Я бы хотел выступить завтра на Пниксе. Считаю, что городу стоило бы оплатить статую и достойную Тесея гробницу, возможно на Акрополе, где у Тесея был дворец. Твой отец, Перикл, сказал, что поддержал бы такое решение. Если нет, я оплачу все сам.

– Они тебе не откажут, – сказал Эпикл. – Думаю, сегодня ты мог бы попросить у них что угодно.

– Возможно.

В голосе Кимона прозвучали жесткие нотки. Может быть, вспомнил былые обиды, подумал Перикл.

Поймав его взгляд, Кимон встряхнулся и улыбнулся:

– Аристид устраивает вечером пир, и если твои друзья пожелают прийти, я буду рад принять их как моих гостей. Но день еще только начался, и я хотел бы почтить память твоего отца, Перикл, у его могилы. Если ты не против.

От удивления Перикл открыл рот. Он думал о Кимоне как о сопернике. В это мгновение все дурные мысли вылетели из головы.

– Конечно. Очень любезно с твоей стороны. Спасибо. Для меня это было бы честью.

Мужчины поняли, что им пора уходить. Взглянув в последний раз на кости Тесея, они спустились по ступенькам. Последним ушел Эсхил.

– Почтение к родителям – благородная вещь. Я рад, что ты вернулся домой, стратег. Если будет проведено голосование за избрание тебя архонтом, я тебя поддержу.

Кимон склонил голову, и драматург отвернулся.

Перикл смотрел ему вслед. Толпа убавилась более чем наполовину. Остались немногие, те, кто еще не увидел кости Тесея. Народ смотрел вперед, а не назад. Вслед за Кимоном Перикл вышел на зимний солнечный свет и поежился, когда сквозь поредевшую толпу прокрался ветерок.

Он нахмурился, увидев, что Эпикл возвращается быстрым шагом. Скифы насторожились, готовясь преградить ему путь.

– Перикл! – крикнул от подножия лестницы Эпикл. – Твоя жена пришла.

Перикл почувствовал, как в животе разлилось что-то кислое, словно он выпил слишком много вина. Дома он был одним человеком, вне дома – другим. Или, может быть, он знал, что, видя его с женой, люди узнаю́т о нем что-то такое, что он предпочел бы не выставлять на всеобщее обозрение. Так или иначе, два мира столкнулись, и ему пришлось постараться, чтобы не выказать смятения.

Фетида, разумеется, пришла не одна. Ни ее новый статус жены из знатной семьи, ни ее особое состояние не позволяли этого. Женщины, вышедшие замуж за эвпатридов, не проталкивались сквозь толпы пьяных моряков, только что вернувшихся из дальнего похода. Нет, она привела из поместья дюжину рабов. Седоволосый Маний был слишком стар для той роли, которую она определила для него, но без свободного человека в своей свите ей было не обойтись. Рабы, конечно, вступились бы за хозяйку дома, но вряд ли смогли бы оказать сопротивление гоплиту или стражнику.

Молча сдерживая закипающую ярость, Перикл наблюдал за тем, как его жена пересекает пустеющую агору. Фетида шла пешком, хотя и вела за собой лошадь. Она очень хорошо знала, в чем заключаются ее обязанности как супруги и представительницы своего класса. Кем бы она ни была в прошлом, сейчас ей полагалось находиться в поместье, а не расхаживать по городу, уподобляясь нищенке. Он думал, что она понимает это. Сейчас ее присутствие было и упреком, и унижением.

Кимон понял чувства друга, взглянув на него.

– Знаешь, моя жена ради меня в город не пришла.

Перикл натянуто улыбнулся, не сводя при этом глаз с приближающейся Фетиды.

Скифские стражники, как будто уловив какой-то сигнал, расступились и позволили ей пройти. Кимон и Перикл спустились к ней по ступенькам.