Однако вопрос Насти поставил его в тупик. Почему он долженобсуждать это с совершенно незнакомым человеком. С другой стороны, он был рад,что она ушла от скользкой и неприятной темы и перестала его дразнить. Нет,близости с ней он не хотел, во всяком случае, сейчас.

За окном начало светать. Галл сидел в кресле, Настя – рядомна полу. Убийца и его будущая жертва негромко говорили о смерти.

– Умирать не страшно, если не больно, – говорилаона, словно подслушав его мысли. – А вдруг все, что пишут вкнижках, – правда? Жизнь после смерти, наверное, лучше, чем такая жизнь,как сейчас. Как ты думаешь?

– Не знаю. Я этих книжек не читал.

– Интересно, а Павлов боится умереть?

– Такие всегда боятся. Иначе давно бы уже застрелился,вместо того чтобы огород городить. А он все тянет, все надеется на что-то. Воти дотянул.

– Подумаешь! – Настя пренебрежительно тряхнулаголовой. – Заплатит сто сорок тысяч и будет жить спокойно. С чего ему стреляться?Экземпляр последний, больше нет, это точно. Никто его больше не тронет.

– Много ты знаешь…

– А ты знаешь больше? – недоверчиво протянула она.

Галл промолчал, мысленно выругав себя за несдержанность. Какже он так расслабился? Хорошо, что она, кажется, ничего не заметила. Онпопробовал уйти от опасной темы:

– Сколько времени тебе нужно на сборы?

– А что, уже пора? – встрепенулась Настя.

– Нет еще, успокойся. Мне нужно время рассчитать.

– Далеко поедем?

– Не твое дело. Я задал тебе вопрос, – холодносказал Галл.

– А я и отвечаю. Смотря куда мы поедем. Я же должнаприкинуть, как мне одеваться. Если брюки и кроссовки – это быстро, если вприличное место идем – тогда дольше. Плюс душ, морду покрасить, то-се,девятое-пятнадцатое. Сам понимаешь.

– Мы идем встречаться с Павловым. Исходи из этого.

Галла не так просто было сбить с толку.

– Ну, считай, минут сорок пять – пятьдесят.

– Подумать только, какая точность, – с издевкойпроизнес он. – По-моему, ни одна женщина не обладает чувством времени,поэтому они всегда опаздывают.

– У-у, ты, Михрютка, у нас главный специалист поженщинам. Оно и видно. Импотенты, конечно, в этом лучше разбираются.

«Вот дурак! Сам напросился. А ей палец в рот не клади. Однонеосторожное слово – тут же в дерьме вымажет», – подумал Галл.

* * *

– Как она сказала? – насторожился Гордеев. –«Морду покрасить, то-се», как дальше?

– Пятое-десятое, – подсказал Шестак.

– Нет, как-то по-другому. Прямо ухо резануло.

– Девятое-пятнадцатое, – отозвался Миша Доценко.

– Что это может означать? – допытывалсяГордеев. – Она так никогда не говорит. Это что-то означает. Думать всем,быстро!

* * *

«Все бессмысленно, – думала Настя. – Они непоймут. Но ничего лучше я не придумала. Галл слишком умен, чтобы я моглапопытаться передать информацию другим способом. Теперь вся надежда на них. Хотьбы знать, кто из наших сейчас нас слушает. Тогда проще было бысориентироваться».

– Я есть хочу, – капризно сказала она. –Пойдем на кухню. Только чур – готовить будешь ты. У тебя лучше получается,Михрютка.

* * *

– Девять-пятнадцать, девять-пятнадцать, – тупоповторял Коротков, сидя на заднем сиденье микроавтобуса. – Адрес: домдевять, квартира пятнадцать. Или наоборот: дом пятнадцать, квартира девять.Номер машины: ноль девять пятнадцать. Или пятнадцать ноль девять. Что еще?

– Может быть, время отправления электрички скакого-нибудь вокзала? – предположил Доценко.

– Звони, узнавай, – распорядился начальник.

– Еще может быть номер телефона, который начинается надевятьсот пятнадцать или сто пятьдесят девять, – подсказал Коротков.

– Сто пятьдесят девять – это Ленинградский проспект. Адевятьсот пятнадцать? Что это за АТС?

– Сейчас выясню, – ответил Юра.

Но ни одно из предположений даже отдаленно не приближалось ктому, что им хотели передать.

* * *

– Не возражаешь, если я мясо пожарю? – вежливоспросил Галл, доставая из морозильной камеры кусок свинины. – Вмикроволновой печи оно быстро разморозится.

Он решил все оставшееся время не поддаваться на ее подначки,соблюдая правила хорошего тона и сохраняя полную невозмутимость. Даже если онабудет вести себя откровенно нагло и вызывающе, он не пойдет у нее на поводу. НоЛарисе, похоже, надоело резвиться. Она притихла, будто чувствовала близкуюсмерть. И снова Галл испытал что-то похожее на жалость.

– Хорошо, пожалуйста, – необычно мягко ответилаона. – Хоть поем напоследок.

Только через несколько минут Галл сообразил, что опятьдопустил промах. Исправлять его было уже поздно. Неужели он и в самом делевыработался? За последний час – две ошибки. Сначала в разговоре о Павлове, исейчас, когда она произнесла это «напоследок». А он, кретин, промолчал вместотого, чтобы удивиться: почему, мол, напоследок? Промолчал, потому что она всеправильно сказала. Надо постараться отвлечь ее от этих мыслей.

– Слушай, а у тебя есть какое-нибудь хобби? –спросил он, устанавливая ручки СВЧ на время и режим.

– Есть. Теорему Ферма доказывать, – серьезноответила она.

– Все шутишь, – неодобрительно поморщился Галл.

– Ну почему же, я не шучу. Тому, кто найдетдоказательство теоремы Ферма, Нобелевскую премию дадут. Всемирная слава ивечный почет. Тогда и умирать не страшно.

– Да что ты все о смерти? Смотри: солнце встает, небоголубое, птички поют. Жизнь прекрасна, мадам! Получите свои деньги, скопите нановую машину и поедете отдыхать.

– А ты? – Она пристально посмотрела наГалла. – Что будешь делать ты, получив свои деньги?

* * *

– При чем здесь теорема Ферма? – недоуменноспросил Миша Доценко.

Гордеев стукнул кулаком по колену.

– Идиоты! Мы все – идиоты! У кого есть телефонЧистякова?

– Виктор Алексеевич, время – пять утра.

– Плевать! Звони скорее! Да звони же, говорят тебе!

Видя колебания Доценко, Гордеев подскочил к аппарату.

– Давай номер, я сам с ним поговорю.

* * *

– Как мясо? Хорошо прожарилось?

– Вполне. Из тебя вышел бы отличный кулинар, Михрютка.Оставайся жить со мной, а? Я буду платить тебе ставку домработника. Не оченьмного, зато стабильно. Главное – все по закону.