Взглянули на меня без энтузиазма.

— Ну что, третьей будешь? — спросила одна из них прокуренным голосом, на что я подтвердила, что буду.

Но не сразу.

— Мне надо… — начала было я, решив отпроситься в отхожее место, а по дороге исчезнуть без следа.

Но не договорила, потому что снова почувствовала тяжелый взгляд. А затем и увидела давешнего самрита — он смотрел на меня из темноты прохода, прячась за старыми декорациями.

Выходило, что и зарейнец тоже каким-то образом смог проникнуть внутрь, за кулисы театра!..

— Там!.. — начала было я, показывая пальцем в сторону самрита. — Там чужой!

Но его там уже не было, а режиссер поморщился, наказав мне не дурить ему голову, у него и так уже волос не осталось. И все из-за нас, девиц легкого поведения, так и норовящих придумать проблемы на ровном месте или же забеременеть от кого ни попадя!

После чего буквально доволок до бокового выхода на сцену, на которой уже стояли декорации домов.

— Демоны, чуть было не пропустили свой выход! — заявил нам, потому что, получалось, пришел черед подруг Энносии. — А ну-ка живо!..

Две девицы послушно ринулись на сцену, а за ними побежала и я — потому что он буквально вытолкнул меня из-за кулис. Споткнулась об деревянную распорку одного из «домов», едва не растянувшись, слыша, как мне вслед несутся приглушенные ругательства режиссера.

Это был мой первый выход на сцену, но я тут же взмолилась Святой Истонии, чтобы он оказался и последним.

Впрочем, сразу же вскинула руки, как и мои товарки. Открыла рот, но так и осталась стоять — с раскрытым… Из него, подозреваю, вылетел наполненный отчаяньем хрип — и вовсе не из-за грехопадения моей несчастной подруги Энносии.

Потому что на меня смотрело несколько сотен, а то и тысяч глаз.

Вернее, не на меня, а на сцену, с которой уже неслось дружное пение… Не хватало только моего! Очнувшись, принялась раскачиваться из стороны в сторону, как делали две другие подруги, подпевая…

— Бедная Энносия, бедная Энносия! — выводила я. — Он не стоит твоих слез, он не стоит поруганной девичьей чести!..

Тут девушки замерли, а потом попадали на колени, протягивая руки к висящей над нами голубой портьере, наверное, изображавшей небо. Я тоже бухнулась, после чего на сцену выбежала и сама Энносия — в длинном белоснежном балахоне…

На вид ей было лет под пятьдесят, выглядела она угрожающе, да и комплекция была раза так в три шире моей…

Уставившись на нее, я засомневалась в том, что Энносию удалось бы так просто совратить мятежнику. Вернее, не думаю, что он планировал именно это…

Но тут Энносия запела, и голос у нее оказался настолько звучным и сочным, что у меня снова открылся рот — я даже не подозревала, что человек способен издавать такие звуки!

После чего у меня открылись еще и глаза — куда шире, чем до этого. Потому что, стоя на коленях без дела, я принялась украдкой разглядывать зрителей, а затем уставилась на тех, кто сидел неподалеку от сцены в обитой красным бархатом ложе.

Их было четверо — двое мужчин и две девушки, и я всех их знала. Скорее всего, это была королевская ложа — так вот о каких важных гостях бормотал режиссер!.. В ней присутствовала леди Бэсси Берналь, одетая в золотое платье со сверкающей диадемой в волосах, из-за чего казалось, будто бы Бэсси уже примерила корону Арондела.

Там же находилась и принцесса Шейла в полупрозрачном наряде — ее аппетитные формы можно было разглядеть даже с моего места. Кокетливо обмахиваясь веером, она косилась на своего спутника, нисколько не заинтересованная тем, что происходило на сцене.

Наверное, потому что рядом с ней сидел герцог Раткрафт, уставившись прямиком на меня, тогда как король явно благоволил Бэсси Берналь — что-то шептал той на ухо, тоже мало заинтересованный страданиями бедной Энносии.

Неожиданно и Брайн Стенвей поднял глаза. Уставился на сцену, и я поняла…

Осознала, что двое мужчин династии Стенвеев смотрели на меня, тогда как я смотрела на них. И у меня не оставалось никаких сомнений в том, что они узнали меня в третьей подруге бедной Энносии!

Тут пришел наш черед немного пострадать, и мы затянули горестную песнь о том, что Энносии не нужно было поддаваться соблазну. Затем станцевали что-то совсем уж простенькое, с чем я справилась без труда. Но когда мы снова опустились на колени, я внезапно поняла, что герцога в королевской ложе больше нет.

Это меня порядком озадачило, и я замерла, размышляя, куда бы он мог отлучиться. А еще, почему меня терзают не слишком хорошие предчувствия.

Неожиданно поняла, что на меня с большим недоумением смотрят и сама Энносия, и объект ее любви — молодой актер лет так на тридцать моложе нее. Остальные на сцене тоже взирали на меня с недоумением, потому что, оказалось, две мои товарки давно уже поднялись и ушли.

Тогда и я, заламывая руки, кинулась за кулисы, понимая, что Энносию ждет правосудие — на сцену уже готовились выйти те самые фальшивые жандармы, явно собираясь ее покарать.

Впрочем, и меня тоже ждала кара — правда, от рук режиссера.

Но, как оказалось, я ошиблась, потому что карать меня станет вовсе не он, а герцог Раткрафт, непонятно каким образом оказавшийся за кулисами. Его недовольный вид порядком смущал не только меня, но и режиссера.

Но тот смутился еще больше, когда Джеймс Стенвей заявил, что, пожалуй, заберет одну из его актрис.

То есть — меня.

На это лысый тип возмущенным голосом заявил, что я куда больше нужна ему здесь, на сцене, и мой следующий выход через пять минут. Но, оказалось, насчет этого Джеймс Стенвей серьезно бы поспорил. Назвал свое имя, на что режиссер, придя в себя после упоминания герцогского титула, тут же принялся причитать, что милорд забирает его лучшую актрису…

— Меня?! — не поверила я своим ушам, потому что думала, что мой первый выход на сцену оказался полнейшим провалом.

На это Джеймс Стенвей сунул режиссеру мешочек с монетами, на что я, не выдержав, все же возмутилась. Заявила, что, вообще-то, заплатить должны мне — ведь я так старательно изображала отчаяние!

Впрочем, судя по взгляду герцога, моя театральная карьера на этом завершилась.

Но и мне тоже нашлось что ему сказать.

Я прекрасно видела, что по правую руку от него сидела Бэсси Берналь, по левую — принцесса Зарейна, и он был окружен двойной красотой. Тогда какие ко мне претензии?

Вернее, с чего бы ему смотреть на меня с таким недовольным лицом, если я ничего не сделала, когда он развлекался изо всех сил?! Всего-то — спела и станцевала на сцене королевского театра! Мало ли, может, я всегда об этом мечтала!

Да, спела невпопад, но кто из нас идеален?!

Но ничего из этого я так и не успела ему сказать, потому что он заговорил первым.