Кругом шла резня – потеряв строй, отбиваясь от железных клыков и лезвий, в грязи и вперемешку, стараясь достать и доставая громоздящихся тварей топорами и мечами, люди пятились по траве. Пошатываясь, Минотавр пошел вперед; отступая, в нежданном кровавом кураже перебрасывая топор из руки в руку, Вадим выжидал мига для удара. Внезапно потемнело, под свинцовыми облаками прокатился гром. Минотавр, тяжело присев, наконец прыгнул – увернувшись, но в тот же миг поскользнувшись, вывернуто Вадим упал на землю, лезвие ноги Минотавра с лету взрезало ему бедро; поднявшись, увидев распростертую на животе, поднимающуюся тушу в нескольких шагах от себя, с поднятым топором он двинулся к ней; споткнувшись, падая, рушащимся топором в вытянутых руках с размаху он врезался лезвием в не закрытую железом вспухшую полосу спины, фонтаном ударила розовая пена. Вскочив, слепо развернувшись, Минотавр вновь пошел на него; подтянув топор, отползая, Вадим поднялся на ноги; опустившись на одно колено, Минотавр остановился; едва не упустив топор, Вадим бессильно согнулся, опираясь на вертикально вставшее древко; несколько мгновений, тяжело дыша, c налитыми кровью глазами, они стояли друг против друга, не имея сил для новой схватки. Гром грохотал, из конца в конец прокатываясь над полем, но ни капли воды не падало следом, лишь один сухой, бесплодный гром без дождя. Тяжелыми шагами Минотавр пошел вперед; отскочив с топором, ожидая момента, когда тот снова бросится на него, чтобы вновь проскользнуть под ним и ударить сзади, Вадим смотрел в ставшие красными зрачки; внезапно упав на колени, не прыгнув, а нырнув у самой земли, вытянутыми лезвиями-серпами вспоров живот Вадиму, Минотавр рухнул; отшатнувшись, привалившись спиной к огромному валуну, чувствуя, как кровь течет по ногам, а топор вдруг становится тяжелым, Вадим смотрел на ворочавшегося на земле, пытавшегося подняться Минотавра. Теряя силы, запрокинув голову, прильнув затылком к холодному камню, невольно подняв помутневший взор, он увидел черно сияющую фигуру на холме. С распутно распущенными волосами, с сияющими глазами и обнаженными ногами, презрительно отвернувшись от битвы, Дева тьмы победно и радостно смотрела в небеса. Порожденье Люцифера, слепя дьявольской красотой, чума и лекарство в одном естестве, смеясь и наполняя силой, над полотнищами знамен и орлами легионов, над лесом мечей и копий, торжествуя, призывно подняв руку в браслете Ада, она звала к себе. Я иду к тебе, подумал Вадим, во имя этой и будущей жизни, я иду к тебе, я желаю твоей дьявольской красоты. Слепей слепого глаза человеческое желание. Распрямив плечи и разогнув колени, смеясь над своей раной, полный ярости и счастья, взметнув топор, он шагнул навстречу тяжело поднявшемуся Минотавру. Расстояние между ним и Минотавром вдруг стало огромным, ринувшись навстречу друг другу по земле, столкнувшись и объединившись в едином, мгновенно расцветшем цветке счастья, они рассыпались на частицы и унеслись с лица Земли.

* * *

Перевернутый стул и рассыпанные листы с распечатками программ у глаз. С гудящей головой, видя над собой угол стола, подобрав вывернутую руку и с трудом перевернувшись, Вадим попытался встать. Приподнявшись на локте, увидев, как все поплыло перед глазами, переждав муть и подтянув стул на колесиках, некоторое время он ждал, положив локти на стул, а на них голову. Крученье перед глазами постепенно останавливалось, туман из головы уходил медленно; решившись наконец открыть глаза не на несколько пробных секунд, а надолго, какое-то время, приподнявшись над стулом, он смотрел на окружающие предметы, пытаясь усилием сознания остановить предательское круженье. Ну, Минотавра я победил, подумал он, понять бы еще, что на самом деле случилось.

Откатив в сторону стул, он оглянулся – сброшенная со стола мышь висела на проводе, тихо покачиваясь в нескольких сантиметрах от пола, в дальнем углу комнаты – Ратмир в разодранной на груди рубахе на полу, привалившись спиной к стене, одной рукой обхватив голову, другой словно от кого-то отмахиваясь. Когда-то была картинка в старом журнале «Огонек» советских времен, подумал Вадим, еще в детстве я его нашел на даче, там в какой-то разоблачительной статье была эта фотография – с десяток расхристанных парней и каких-то девок в спущенных гольфах и драных колготках валялись вперемешку по комнате после какой-то сексуально-наркотической вечеринки. И, кажется, еще надпись была: «Страшное лицо бездуховного мира». Наверно, целые поколения советских студентов с завистью смотрели на эту картинку – классно ребята погуляли, нам бы так. Нехило нас приложило с Ратмиром, почище вейки, там-то я, по крайней мере, был в сознании, никаких галлюцинаций, а здесь – что-то пошло не так, что-то не так мы рассчитали, низкий поклон тебе, режим Neutral, мерси за доставленное удовольствие, каков механизм этого воздействия, лучше даже не думать, все равно разобраться не получится, хуже другое – опять мы в потемках, блестящая гипотеза не оправдалась, что делать – непонятно, опять мы ничего не понимаем, выбрали нейтральный режим, а программа сгенерила черт знает что. Уколотый внезапной мыслью, нетвердо поднявшись и плюхнувшись на стул, он подкатился к консоли; подхватив мышку и вызвав страничку системы видеонаблюдения, несколько секунд он вглядывался в мутноватые квадраты изображений видеокамер – на освещенных площадях ничего сверхординарного вроде бы не происходило – люди спокойно проходили мимо объективов, кое-где, остановившись по двое, так же спокойно беседовали, никто не совершал необъяснимых метаний, судя по отсутствию размахивания руками и конвульсивных движений, никто не сражался ни с Минотавром, ни с Левиафаном, ни со Стимфалийскими птицами, ни с Лернейскими гидрами. Успокоенный, зажмурив глаза, Вадим потер лоб. И коней Диомеда тоже никто не усмирял. Слава богу, подумал он, хоть здесь без приключений. «А город подумал – ученья идут». Погасив вкладку, он обернулся – все так же привалившись к стенке, бессильно бросив руки вдоль тела, Ратмир неподвижно смотрел в пространство. Дать воды бы ему неплохо, подумал Вадим, интересно, в туалетах тут есть вода? Поднявшись, выйдя в коридор, в одной из взломанных комнат найдя большую фарфоровую чашку, он пошел с ней в туалет; чихнув сжатым воздухом, кран, подумав, все-таки выдал воду; подождав, пока ржавый цвет сменится относительно светлым и прозрачным, и наполнив чашку, Вадим вернулся в комнату. Взяв у Вадима чашку и запрокинув голову, Ратмир жадными глотками пил холодную воду. Интересно, что ему привиделось, подумал Вадим. Нет, даже думать об этом не хочу. Забрав у него чашку, он поставил ее на стол.

– Говорить можешь? – спросил он Ратмира.

Молча кивнув, Ратмир поднялся, нетвердыми шагами добравшись до консоли, он опустился на стул, Вадим сел рядом. Мгновенье посидев неподвижно, Ратмир вновь вызвал исходник управляющей программы; пролистав несколько страниц, он остановился на одной из них. Пытаясь четко сформулировать вопрос, Вадим машинально смотрел на нагромождения операторов и фигурных скобок. Не о чем мне его спрашивать, подумал он. То, что попытка провалилась, понятно, как-то с налету я ухватился за это слово Neutral, размечтался, возомнил, что нашел легкое решение сложной проблемы, хотя вовсе не факт, что слово Neutral означало интенсивность воздействия формируемого системой вещества на атмосферу, запросто оно могло, наоборот, относиться к интенсивности торможения какого-то процесса, вроде того как графитовые стержни тормозят ядерную реакцию, или вообще означать что-то такое, чего мы и вообразить себе не можем, наивняк все это в чистом виде, хотя, с другой стороны, что делать, если физическая суть программы нам непонятна, остается рыпаться, палить из пушки наугад или почти наугад – если только Ратмир сейчас вдруг хотя бы в чем-то, наконец, разберется. Ладно, подумал он, в условный плюс можно засчитать то, что с большой вероятностью мы сейчас все же управляем процессом, хотя непонятностей опять-таки больше, чем всего остального. Непонятно, почему, впав в галлюцинацию, мы с Ратмиром так же благополучно из нее вышли, непонятно, что сейчас происходит в городе, – хотя изменение состава Облака в масштабах города – процесс страшно инерционный и очень долгий, но надо помнить, что система сейчас по-прежнему работает в заданном нами режиме, а это значит, что с решением надо торопиться, пока население всей массой не бросилось ловить коней Диомеда. Плохо, что в голове у меня муть, прямо чувствую, как мысли одна за другую цепляются, дай бог, чтоб у Ратмира было лучше, это сейчас самое важное, от него прежде всего сейчас все зависит. На экране у Ратмира было открыто несколько вкладок; попеременно отрываясь от текста, он смотрел вызываемые исходником массивы и подпрограммы; придвинувшись, Вадим машинально пытался следить за ним. Можно было бы, в принципе, расчертить ее структуру, подумал он, потратить на это какое-то время, но что толку, если тексты пестрят названиями вызываемых функций и подпрограмм, суть которых нам непонятна, даже если мы разберемся в математике, физический смысл все равно останется тайной за семью печатями. Ладно, все это лирика, все равно надо пытаться, действовать методом научного тыка, других инструментов у нас все равно нет. Отложив распечатку программы, которую пробовал было рассматривать, откатившись на стуле от консоли, он повернулся к Ратмиру.