– Изменять программу мы по-прежнему можем?

На мгновенье остановив скроллинг текста на экране, Ратмир, не отрывая взгляда от программы, задержал пальцы над клавиатурой.

– Да.

– Прежним способом – копирование программы под другим именем, внесение изменений, создание перекрестной ссылки, удаление оригинала?

– Да.

– Понятно. – Вадим тяжело посмотрел на Ратмира. – Давай думать, что мы можем сделать. Первая попытка не удалась. Итак, налицо системная задача – есть программа, наша цель – свести ее воздействие на внешнюю среду к минимуму. В каком формате она выдает данные в технологическую систему – в виде каких-нибудь массивов?

Опустив палец на клавишу, Ратмир подогнал нужную страницу.

– В виде матрицы.

– Какого типа?

Поднявшись на несколько страниц вверх, Ратмир мгновенье помолчал.

– Типа Теплицевой.

– То есть что-то типа свертки?

– Да. Но с какого типа строкой, мы не знаем.

– То есть там, где-то на сервере технологической линии, есть строчный массив, с которым формируемая здесь строка сворачивается. – Вадим быстро взглянул на Ратмира. – Так, может, обнулить эту матрицу к чертовой матери – и выродится эта свертка в нули соответственно?

Ратмир некоторое время думал.

– Рискованно. Стабильное поступление нулей технологическая система может воспринять как выход резервного центра управления из строя и переключится обратно на основной. А сможем ли мы повторно перехватить управление, мы не знаем. Если у резервного центра управления будет статус недействующего, основной центр может управление не отдать.

– Пожалуй. – Вадим несколько раз рефлекторно нажал на клавишу, машинально глядя на поднимающиеся страницы. – Тогда предлагай какие-то другие варианты. Должны же быть какие-то ходы, что-то же мы можем сделать, чтобы ее стреножить, чтобы приблизить выдаваемый ею результат в вырожденному.

Придвинув к себе клавиатуру, Ратмир некоторое время сосредоточенно изучал программу.

– Можно закомментировать все ее обращения к внешним подпрограммам и массивам, – сказал он. – Тогда характер ее воздействий на технологический цикл, возможно, приблизится к вырожденному.

– Погоди, но она же сама тоже что-то вычисляет?

– Да.

– На какой основе?

Ратмир мгновенье помедлил.

– У нее есть своя система констант. Что-то вроде внутреннего массива.

– То есть какой-то результат все равно будет?

– Будет.

– А переменные, вычисляемые за счет обращений к внешним массивам, заменишь нулями?

– Да.

– Понятно.

Рефлекторно оттолкнувшись, Вадим в задумчивости вновь отъехал от консоли. Правильно он мыслит, подумал он, с системной точки зрения в общем-то вполне естественный ход – отрубить ее от всех внешних источников данных, замкнуть саму на себя, тогда – чисто умозрительно – воздействие ее на систему, возможно, действительно развернется в сторону гашения. Пальба наугад опять-таки, только что делать, если у тебя самого нет никаких идей получше. Ладно, чего рассуждать, надо пробовать; ничего не делая, мы здесь все равно ничего не высидим в любом случае.

– Ладно, – сказал он Ратмиру, – начинай. С обнулением переменных аккуратно все отследи, иначе программа ошибку выдаст.

Коротко кивнув, Ратмир быстро пробежался пальцами по клавишам.

Что за чушь я несу, подумал Вадим, совсем мозги уже не работают. Если с переменными он аккуратно не отследит, программа у него просто не откомпилируется. Раздраженно поморщившись, поднявшись со стула, он вышел в коридор. Нечего там маячить, подумал он, человеку работать мешаю только. В коридоре было затхло и тихо; приработавшись, длинные лампы под потолком перестали жужжать. Старые, с выцветшей краской двери лабораторий тянулись по ту сторону коридора. Интересно, в какой обстановке они там работали, подумал Вадим, размяться, что ли, заняться общественно бесполезным физическим трудом в минимальном объеме. Подобрав валявшуюся на полу саперную лопатку и взломав одну из дверей, он зашел внутрь.

Ничего интересного. Старые обшарпанные столы, на некоторых лабораторные надстройки с засохшими пробирками, в дальнем углу какой-то громоздкий и по виду очень старый химический агрегат. Не зная, что дальше делать, он опустился на стул. Здесь они работали, подумал он. Здесь они спорили, здесь доверяли друг другу маленькие семейные тайны, жаловались на детей и любовниц, здесь ухаживали за единственной в лаборатории девушкой – если, конечно, она здесь была, плели мелкие корпоративные интриги, устраивали застолья в честь старых и новых праздников, собирали по пятьсот рублей на чьи-то дни рожденья, здесь прошла от начала и до конца чья-то жизнь. Все утрачено. События, выплески энергии, чьи-то чувства и даже страсти, перипетии замыслов, обстоятельств и поступков, не менее хитросплетенные, чем походы Цезаря или война за Испанское наследство, все навсегда потеряно и никогда не будет воссоздано; вне зависимости от масштаба явлений конец всегда один и тот же – минимализм заброшенности и летописец, вопрошающий пустоту. Так и буду в пустоте сидеть здесь, пока что-нибудь спасительное не придет в голову Ратмиру, раз уж сам я стал таким безмозглым, черт, как некстати, что голова ни к черту не работает – именно сейчас, когда больше всего нужно хорошо думать – посидеть, подождать немного, может, даже попробовать поспать чуть-чуть, должно же это как-то прийти в норму, устаканиться, не может же эта пелена, этот морок продолжаться постоянно. Некоторое время, слушая тишину, в бессмысленном оцепенении он просидел у лабораторного стола. Уже собираясь уходить, обернувшись, он вздрогнул – человек сидел неподалеку, в двух столах от него. Мгновенье, осваиваясь с неожиданностью, Вадим молча смотрел на него.

– Кто вы?

Словно не слишком занятый присутствием Вадима, заканчивая со своими собственными мыслями, человек после секундной паузы повернулся к нему.

– Давайте я позже отвечу на все ваши вопросы. Есть нечто гораздо более важное, что я хотел бы обсудить с вами. – Он неожиданно прямо посмотрел на Вадима. – Если вы не против, конечно.

Не зная, что сказать, Вадим мгновенье так же молча смотрел на него.

– Нет.

– Прекрасно, – человек на секунду поморщился, словно отвлеченный ненужными воспоминаниями. – Мы знаем, с какой целью вы здесь. В общем-то, нас это напрямую не касается, да и, откровенно говоря, не слишком интересно, но должен вам сказать – при всем уважении к вашим усилиям, – что вы занимаетесь проблемой, которая не имеет решения. Облако – сколь бы ни было само по себе занятно это явление – ни в коей мере не представляет собой самостоятельной сущности. Можно было бы, конечно, поговорить о нем отдельно, но с учетом того, что оно является лишь случайной боковой ветвью, следствием третьего порядка из гораздо более важных и сложных явлений, призванной не столько дополнить, сколько замаскировать их, пробуя решить эту проблему обособленно, вы все в большей степени напоминаете человека, пытающегося с помощью лома поменять местами файлы на компакт-диске. И, принимая во внимание все это и ценя ваше и свое время, я хотел бы поговорить с вами совсем о другом – и учтите, что, переключившись в предлагаемом мною направлении, вы косвенным путем, возможно, приблизитесь и к решению той проблемы, которую в настоящее время безуспешно пытаетесь штурмовать. Вы готовы выслушать меня?