– Да, безусловно.

– Прекрасно.

Мгновенье помедлив, отвернувшись и словно собираясь с мыслями, человек серьезно посмотрел на Вадима.

– Вы слышали когда-нибудь о Семиструйской Сверхглубокой?

– Нет.

– Специфическое и по-своему довольно заметное достижение советской инженерной мысли. Так называлась глубочайшая в мире скважина, пробуренная недалеко от этих мест и достигшая рекордных шестнадцати тысяч пятисот метров в 1987 году. В местах, где находится город Семиструйск, Железногорская тектоническая плита делает встречный прогиб и как бы истончается, целью бурения, ради которого в Советском Союзе было создано специальное геологические управление, было достичь земной мантии. Сразу скажу, что достичь этой цели не удалось – и толщина, и структура платформы оказались весьма далеки от тех картин, которые рисовали тогдашние научные гипотезы, – но, в общем-то, это все не важно, дело совсем в другом. Этот технологический эксперимент, предпринятый ради достижения чисто научных целей, дал совершенно неожиданный эффект – причем такой, что немедленно после его обнаружения все работы, связанные с бурением и расширением этой скважины, были полностью засекречены и остаются таковыми до сих пор. Что, в общем-то, довольно странно, с учетом того, что никакого оборонного значения полученные результаты не имели. Тем сильнее было впечатление, произведенное ими на всех посвященных. Не буду вас больше заинтриговывать, коротко говоря, дело обстояло так. В рамках проводившихся научных экспериментов во внутреннюю полость использовавшегося бура были введены и опущены на глубину шестнадцати тысяч метров специализированные термостойкие микрофоны – целью было засечь акустическую картину происходящих там процессов, возможно, определить близость динамических изменений в мантии по полученному спектру. Но когда записи расшифровали и воспроизвели, их содержание существенно отличалось от того, что уважаемые ученые ожидали услышать. На них оказались переплетенные в один нескончаемый гул человеческие стоны и крики. Впоследствии эксперименты были неоднократно перепроверены и повторены – с тем же результатом. Еще через некоторое время в скважину были опущены такие же термостойкие, специально подготовленные видеообъективы – и вот, полюбуйтесь, какие были получены результаты.

Вытащив из кармана куртки небольшой планшет, человек протянул его Вадиму. Несколько мгновений Вадим смотрел на смазанно-перекошенные, полные судорожного движения кадры. Поморщившись, человек забрал планшет.

– В свете всего этого вас вряд ли удивит, что в последующие годы работы – в обстановке строгой секретности – продолжались, несмотря на развал страны и несмотря на перманентные финансовые кризисы – в конце концов, материализм давно уже не является у нас государственной религией, а люди наверху – те же люди и имеют такие же человеческие чувства и слабости – как бы ни трудно было порой в это поверить. Не буду рассказывать вам, как скважина была постепенно расширена до шахты шириной диаметром более полутора метров, как в шахту была встроена электромеханическая система спуска и подъема герметичной термостойкой капсулы. На все это ушли годы, но дело сейчас совсем не в этом, и проблемы наши сейчас не в электромеханике и не в физике. За эти годы мы узнали столько, что этого вполне достаточно, чтобы обрушить все имеющиеся стандартные представления – как в теории пространства-времени, так и в гносеологии, но дело в том, что в эту бездну мы не можем отправить любого. У нас есть люди – прекрасно обученные, прекрасно физически подготовленные, психологически стойкие, предельно мотивированные – и абсолютно бесполезные. И у нас есть вы – тот, кто, ввязавшись в историю с Облаком, поневоле и совершенно неожиданным образом поставил себя в такое положение, что, кроме вас, нам, собственно, и не к кому обращаться. Я прошу вас только об одном – не задавать мне сейчас никаких вопросов. Вопросы – вернее, один вопрос – буду задавать вам я. Вы проявились в этой истории как черт из коробочки, вы сами не понимаете, во что ввязались, но вы единственный, кто – в силу совершенно невообразимого стечения обстоятельств – сейчас нам подходит. Я знаю, вас волнует Облако, но это не важно, с Облаком разберемся потом, все взаимосвязано, как я уже говорил вам, но сейчас на карту поставлены куда более важные вещи, поэтому оставим все подробности в стороне, и сейчас я спрашиваю вас об одном – готовы ли вы отправиться туда – вниз.

Мгновенье Вадим смотрел на него.

– Ну а если да, то что?

– Тогда пойдемте.

Поднявшись, человек быстро пошел к выходу, Вадим двинулся за ним. Пройдя коридором, они вышли на площадку к лифтам; спустившись на минус девятый этаж, они долго шли коридорами до бункерных дверей с папиллярными датчиками; приложив ладонь к панели, человек дождался, когда двери открылись, быстрым шагом пройдя в большой зал, где множество людей возились вокруг массивной конструкции, напоминавшей окруженный арматурой купол, они подошли к никелированным раздвижным дверям.

– Это займет около часа, – сказал человек, – надеюсь, вы сможете выдержать небольшие отрицательные перегрузки. Просто ждите и не волнуйтесь – когда все закончится, двери откроются сами.

Подойдя, Вадим коснулся рукой холодной металлической поверхности.

– Лифт в преисподнюю…

– Можно называть это как угодно, но вы будете первым человеком, который сможет, наконец, вернуться оттуда.

Люди работали наверху, на арматуре, на никелированную поверхность дверей падали отсветы от сварки.

– Ладно, – сказал Вадим, – я все понял. Можете начинать.

Обернувшись, человек что-то негромко сказал кому-то, двери открылись. Войдя в узкое пространство капсулы, Вадим повернулся к дверям, двери медленно сомкнулись. Начался стремительный спуск вниз, порой казалось, что пол уходит из-под ног, в холодном свете внутрикапсульных лампочек он слился в единый полуполет-полусон. В стремительных ускорениях и легких торможениях, утратив чувство времени, Вадим смотрел в мутную металлическую поверхность перед глазами. Резкое торможение нагрузило тело Вадима, раздался грохот и скрежет, двери раздвинулись; еще не понимая, что он видит, он сделал шаг вперед. Двери закрылись, и цилиндрическая капсула быстро ушла наверх, в потолок; проводив ее взглядом, в неожиданном смятении он огляделся.

Вокзал, да, вокзал, бесконечное, судорожное, больное движение людских толп, запутанное переплетение залов, где-то там, наверху закопченные, высокие, растреснутые потолки. Женщины с плачущими детьми, военные с баулами, теснота и толчея, откуда-то снаружи временами глухо доносились взрывы, пыльные струйки штукатурочной крошки и песка с высоты срывались вниз. Огромные, высотой с трехэтажный дом электровозы были где-то снаружи, бесконечные, в сотни вагонов составы ждали на бесконечных перепутанных путях. Толкаемый со всех сторон, вынесенный в огромный, полуосвещенный зал, Вадим побрел в людском месиве, громкоговорители в вышине беспрерывно что-то кричали, надсаживаясь, но невозможно было разобрать ни слова. Посреди зала, за редкими, грязно-белыми ширмами врачи делали кому-то операцию, проходящие толкали в спины хирургов, над спинами в таких же грязно-белых халатах медсестра держала на палке прожектор; присев на корточки, другая сестра крутила ручку динамо-машины. Послышался отдаленный взрыв, посыпалась штукатурка; спотыкаясь о чьи-то сумки, Вадим обогнул ширму. Люди с сумками вперемешку сидели у стен, на растреснутых грязных плитках пола клоун с нарисованной улыбкой танцевал под гармошку. Наступая на чьи-то ноги, Вадим пробрался дальше, у окошка какой-то ремонтной мастерской были свалены рюкзаки и баулы. Длинный худой человек, держа в руках обшарпанный, с отбитыми углами кассетный магнитофон, подошел к окошку, на плече его сидела привязанная на веревочке обезьянка. Длинноволосый хмурый парень, высунувшись из окошка, принял бережно протянутый ему магнитофон.