этом году в Токио. Не знаю, чем у него кончилось. Он, собственно, извержение Фудзиямы предсказывал. Произошло извержение на островке Ито. Показывали, как толстый ровный слой пепла счищают с крыш. Говорят, что пепел, при извержениях образующийся, отнюдь не удобрение, а даже ядовит. Извержениями этот год богат. Гавайи, Филиппины, Камчатка, Исландия. Засухи и наводнения, не понять – чего больше. Иногда они чередуются, в Камбодже например. Страны нуждаются в помощи. Эфиопия; Советский Союз покупает много зерна. Наводнения повсеместно на Дальнем Востоке. Северная Корея оказывает помощь Южной. Впервые за послевоенное время. Несмотря на это, за шпионаж в ее пользу многих судят. У них далекоидущие планы объединения двух Корей. Вот чего я не знал заранее, в конце шестидесятых, начале семидесятых, так это того, что Йемен разделится на Северный и Южный. Ну еще о социализме африканского образца меньше знал, в частности, Анголы я не предвидел. А остальные перемены в мире были тогда уже ясны. Даже обращенность на Дальний Восток, в связи с объединением Вьетнама и ужасами Кампучии, была правильной. Землетрясение в Пагане, в Бирме, тогда я просидел, но его можно было предвидеть, помня книгу «Архитектура Бирмы».

Сегодня, двадцать седьмого, передают о подземном ядерном взрыве в районе Семипалатинска, силой шесть и девять десятых балла по шк. Рихтера. В газете пишут о серии подземных толчков на Сицилии, имеются раненые. Предыдущие толчки возле Этны были на той неделе, один человек погиб. Вера завалила меня вырезками из старых журналов. Я что-то должен с ними делать. Сейчас же в одной папке нашелся В. Хлебников – «Труба Гуль-муллы» и несколько стихотворений, а я давно считал их пропавшими. «Индийская средневековая лирика» – перепечатка и кусок дневника моего, отпечатанный Борей. Все это, я думал, затерялось. Вчера Кира отдал мне дневник за восемьдесят четвертый год, кроме последнего куска – двадцать две страницы рукописи. А весь дневник, за полгода примерно, уже перепечатали. Вставляли пропущенные слова, главным образом, имена и названия. Теперь у меня очень много печатного материала – вышло больше ста страниц. Еще не пробовал перечитывать, сижу, весь обложенный вырезками, и не знаю, что с ними делать. Вера вернется, будет ругаться. Сегодня она забегала в середине дня, рассказывала, был в городе марш мира, трудно было с транспортом, но она все же уехала к своим через весь город. Нужно и кое-какие покупки сделать, и с сестрой встретиться. Дождь. Удостоверившись в этом визуально, забываем даже по радио послушать прогноз, температуру. Еще в плаще идет. В эти дни обещали похолодание, но предсказание не сбылось. Холодно было у Киры – окна настежь, но, кажется, не простыл, хотя целый день провел у окна плохо прикрытого. Снова замкнулся дома – отдыхаю. Ибн-Джубайра «Путешествие» они купили, еще несколько книг, все из исламских стран. «Песни пуштунов», «Тадкире», аш-Шахрастани «Книгу о религиях и сектах». Я рассказываю, что в воскресенье будет разыгрываться подписка на трехтомник А. Платонова. Это Киру заинтересовало. Больше, как будто, нового ничего. Рад очень, что с дневником разделались. Но, с другой стороны, что-то придется предпринимать и с продолжением. Вера хочет новую машинку, на старой отказывается работать. Несмотря на это, берем Мандельштама, будет ей работка. После девяти уже звонит, что выезжает. Мне очень спокойно, почти весь день один. Совершенно случайно оказывается дома бутылка сухого. Оно тоже усыпляет, как и портвейны. И вот день разбит надвое, и вечер снова как утро. Мог бы не спать и очень долго, но стараюсь этого не делать. Ложимся вовремя. Правда, ночью еще по привычке могу встать в три, но ложусь снова. За отпуск привыкли спать до полдевятого, и теперь надо снова втягиваться в привычный ритм. Эта тетрадка кончалась осенними записями, и теперь снова осень, так что как бы перерыва и не было. Но накопились записи за это время, особенно много с января восемьдесят четвертого года. Попробуем Боре отдать напечатать в журнале. Что-то из этого выйдет?

На этой неделе умер Ф. Трюффо. В прошлую пятницу похитили и убили отца Ежи Папелюшко.

Вчера, двадцать седьмого октября, произошло сильное землетрясение в Таджикистане. Семь-восемь баллов. Есть разрушения, на место вылетела правительственная комиссия. Оползни, камнепады в горах Памиро-Алая. Эпицентр в Джиргатале. Пишут, что через две недели оно может повториться. Я тут просматривал статью из «Химии и жизни» о способе предсказывать землетрясения по давлению газов в скважинах, там описывался случай, когда давление в скважине под Душанбе предвещало землетрясение в Кулябе, за счет разлома пород скальных, исследованного еще в тридцатые годы, но забытого. О Джиргатале тоже пишут, что эти толчки были предсказаны еще в восемьдесят втором году в специальном сборнике «Прогнозы землетрясений», изданном в Душанбе. Я тут уже скорее на Афганистан засмотрелся. Но там ведь сравнительно недалеко. Только что этот горный край из себя представляет? Шоссе там нет. Несколько сотен, пускай даже несколько тысяч глинобитных домов пришли в состояние негодности для жилья. Туда повезли палатки. Там еще сравнительно тепло – до двадцати трех градусов – прогноз на завтра. Глинобитных домов я повидал, помню в Ташкенте такие дома с надписями на стенах: «дом продается». Люди бегут из таких мест задолго до катастроф, стараются еще успеть имущество продать. Я тут сказал как-то – «набью», в смысле «побью», и сам задумался – кто это так говорил неправильно? Уже не помню, давно, в детстве это было. А в Таджикистане секретарь ЦК Набиев. Вот все, что узнается из этих двух заметок о Джиргатале. Сказать-то нечего. Жертв, как будто, нет. Двадцать восьмого день рождения В. Хлебникова. Отмечал один.

Тридцать первого Верочка захворала. Утром температура, не пошла на работу, вызвали врача. Сидим дома. В газете заметка: «Джиргаталь: никто не остался без крова». В середине дня включаю приемник – убили Индиру Ганди люди из ее охраны. Вот сенсационная новость. Со всех сторон слышно только о выражении соболезнования. Ее сына назначили премьер-министром. Передают некролог. Зашел Кира, поговорили с ним. Он зашел за Беккетом. Под дождем ходил покупать «тридцать шестой» чай. Купил бутылку портвейна.

Утром первого кончил читать дневник. Он получился довольно законченный и похож на хэйанские дневники. Теперь, когда я прочел Горегляда, это особенно чувствуется. Будем отдавать его печатать. А та новая часть, которую я в рукописи Кире передал, повисает в воздухе. Это уже из второй части. Потихоньку работаю над второй частью. Первая начинается землетрясением в Гвинее, а кончается свержением «кровавой диктатуры Секу Туре». Вторая начинается с урагана в Ивановской области, а кончиться должна