мантру. Когда было особенно больно. Зная, что, увы, я рассталась со своим любимым. Не простившись так, как было должно, нужно…

Но всегда тлела в душе надежда – может быть, раз мы не попрощались как следует, у нас есть шанс еще встретиться?

- Свадьба-то будет? – Лёня поднимает моё лицо за подбородок, улыбается.

- Будет, а как же?

- Ну и слава Богу, Надюш… Красивая ты какая стала. Еще лучше, чем была. Глаза светятся и… на мать похожа. – целует меня в лоб, осторожно, словно благословляя. – к Товию съездите обязательно. Неудобно перед ним. Он тебя тоже любит.

- Хорошо… - знаю, что любит, и ругать будет, сам сказал!

Кире так и не удается дозвониться до Славы, но он присылает сообщение.

Обещает скоро выйти на связь.

Гости наши помогают нам с вещами, потом уходят. Мы тоже забираем все необходимое и едем обратно в квартиру Ильяса.

Еще сутки в столице, и мы улетаем.

Первый день гуляем все вместе по заснеженному городу. Ильяс катает Ника на санках, Потом мы идем на каток.

Вечером в любимый ресторан Илика, вместе с сыном.

Дальше начинаются будни. Ильяс почти сразу окунается в работу. У него встречи, переговоры, какие-то конференции.

Я занимаюсь сыном. Попутно ищу для него няню и сад. И подумываю, как бы открыть здесь салон – возможно сначала как филиал Кириной сети. Что-то мне подсказывает, что мы тут задержимся не на два месяца, а чуть дольше. И, возможно, будем приезжать еще не раз…

Ильяс не против моей работы, он это сразу озвучил, да и я не могу без дела.

Только…

Только одно меня немного беспокоит.

Илик так и не рассказал обо мне своей семье. И про свадьбу тоже пока молчит.

А я сама не решаюсь ничего сказать. Просто наслаждаюсь своим счастьем.

Пока в один прекрасный день Ильяс не сообщает мне о том, что ему нужно уехать.

А когда возвращается – меня ждёт сюрприз.

*Стихотворение А. Кочеткова. «Баллада о прокуренном вагоне».

Глава 48

Я вспоминаю фразу, которую Тамерлан сказал мне однажды.

Главный враг человека – он сам.

Так и есть.

Важно это понимать.

Я теперь очень хорошо понимаю. Когда-то разрушил жизнь самого близкого мне человека. И поплатился.

Правда, судьба меня пощадила. И не просто пощадила. Дала мне редкий подарок, который я, увы, не сразу смог оценить.

Вернее, нет, я оценил, очень даже оценил. Но… принять этот подарок тогда не смог.

Именно потому, что сам был себе врагом.

Придумал теорию искупления грехов своих.

Заставил страдать тех, кого больше всего люблю.

Чуть не потерял навсегда единственную, самую главную женщину моей жизни.

Сейчас я каждый день просыпаюсь пораньше, чтобы посмотреть, как она спит. Просто посмотреть. Радуюсь тому, что могу её видеть.

Но… честно говоря, рядом с ней я был бы счастлив, даже если бы так и оставался слепым парнем на коляске.

Смотрю на своего Воробушка и боюсь дышать. Не хочу будить, потому что до сих пор каждую ночь почти совсем не даю ей спать.

Я очень жадный. Мне всё время мало.

Скверный характер все-таки дает о себе знать. Головой понимаю, что она устает, что ей быть может больно, что я слишком требовательный. Но все-равно не могу остановиться. Желаю ее так сильно.

Наваждение моё.

Любовь моя. Страсть.

Нежная, трепетная. Моя.

От кончиков пальцев и до макушки.

Моя девочка. Моя женщина.

Чёрт, я ведь должен её беречь! Обещал её отчиму, а сам…

Она уверяет меня, что всё хорошо, но я же вижу легкие тени, которые залегли у неё под глазами…

Ну, ничего, я дам ей отдохнуть. Скоро… Но недолго.

Вижу, как дергается уголок ее рта. Глаза не открывает.

- Опять смотришь? – улыбка её становится шире.

- Смотрю. – раз уж меня раскрыли, могу еще и потрогать, протягиваю руку, поглаживая её атласную кожу.

- И что мне с тобой делать?

- Любить.

- Люблю…

Нежные пальцы ласкают мою шею, она покрывает легкими поцелуями мои скулы, щеки, лоб, добирается до губ.

Дрожу - так мне хорошо. Сжимаю в объятиях.

Моя…

Иногда накрывает дикий ужас, что я мог её потерять.

Та авария. Если бы урод, что влетел в их машину ехал бы быстрее? Или траектория его движения была чуть иной?

Или «Скорая» приехала бы на несколько минут позже? Врачи были бы не столько квалифицированы?

Запрещаю себе эти мысли. И все равно…

Знаю, что я Надя порой думает об этом.

А еще я размышляю о судьбе…

Часто.

Если бы я не связался бы с Алиевыми, не оболгал бы Светлячка? Если бы не было всей этой жести? Да, отец остался бы жив, Тамерлан был бы счастлив с Зоей.

А я?

Встретил бы я своего Воробушка?

- Ильяс, о чем ты опять думаешь?

- О тебе. Я всё время думаю о тебе.

- Почему тогда ты такой грустный?

- Просто… люблю тебя очень сильно.

Целую её в милый носик и… доказываю, как именно сильно люблю.

А потом она потягивается, улыбаясь как сытая кошечка, и напоминает, что у нас выходной мы хотели съездить в Археопарк к Мамонтам.

Сыну они очень «зашли», настолько что он готов проводить в этом парке каждую субботу и воскресенье. Приходится идти ему на встречу! Мы уже скупили все книги о мамонтах, которые нашли, все фигурки мамонтов, которые были.

Только мультик «Мама для мамонтенка» ему не понравился. Потому что малыша было очень жалко и потому, что мамой оказался обыкновенный слон. Вернее, слониха, конечно, но это не важно.

В Археопарке у Ника есть друг – самый маленький мамонтенок. Он даже имя ему придумал.

Называет его Воробушком.

Мы не возражаем. Правда, Надя иногда посмеивается, говоря, что не думала стать тезкой мамонта.

Вечером мы оставляем Ника с няней и идем в ресторан. Ужинаем, Надя спрашивает меня о работе. О планах.

Я понимаю, о чем ей хочется спросить.

Свадьба.

Я сделал ей предложение еще там, на Кипре. Прошло уже довольно много времени, а я молчу.

И она тоже не начинает этот разговор.

У меня есть свои причины молчать. Причины, которые я не могу озвучить.

Но осталось совсем немного времени, и я смогу сказать всё, что хочу.

- Мне нужно будет уехать на пару дней.

- Куда?

- В Москву. Вас с Ником взять не могу, потому что это реально туда и обратно. Но