что-то новое. Причем здесь явно была не месть, гнев или зависть, а именно пренебрежение!

Просто «весело».

Тут меня кто-то толкнул в плечо — достаточно сильно, чтобы я взмахнул руками и дернулся всем телом, пытаясь сохранить равновесие.

И вынырнул из бездонной пустоты, включившись обратно в этот мир.

А за спиной у меня стоял Та’ки — это он вывел меня из транса. Медведь возвышался надо мной, заметно прибавив к своему обычному росту и став полупрозрачным.

— Что делает великий титан Шива в мире людей, в затерянной среди полей Плескавице? — проговорил мой наставник, щуря одновременно две пары глаз на мальчика.

Тот лучезарно улыбнулся. Хорошо так, душевно, что невольно захотелось улыбнуться в ответ.

— Я вижу, он и правда щенок Сета. Хороший. С чистым сердцем и незамутненным умом, — сказал мальчик, и его юные черты вдруг изменились, превращаясь во что-то совершенно иное. Будто молодое мужское лицо пришили к подростковому телу.

Я почувствовал, как вспыхнули мои щеки.

Незамутненным умом?

Он что, только что меня идиотом назвал?..

— Новости быстро расходятся, — сказал медведь, склонив голову вбок и пристально глядя на Шиву.

— О, нет. Не настолько, как хотелось бы, — ответил мальчик.

— Однако ты не ответил на мой вопрос, о великий, — повторил Та’ки.

— И не уверен, что собираюсь это делать, шаман, — сказал Шива. — Но есть кое-что, что я хотел бы тебе показать.

Он приподнял мешковину, которой было накрыто содержимое тележки.

А внутри сидело… что-то живое. Полупрозрачное, с длинными членистыми лапками и крепким темно-красным тельцем. В целом похожее на какую-то безобразную личинку, только размером с приличную собаку.

Я невольно содрогнулся

— Дементия!.. — прошептал Та’ки, и в его голосе мне послышался страх.

— Верно, — с улыбкой сказал Шива, опять накрывая мешковиной своего питомца.

— Я думал, это чудовище заточено в долине монстров, — пробормотал медведь.

— Так и было, — ответил мальчик. — Но не волнуйся — сейчас он спит и совершенно безвреден.

— Но уже успел отравить своим безумием толпу демонов.

— Верно, — отозвался Шива, и я снова встретился с ним глазами.

«Я хотел, чтобы ты увидел это, — услышал я внутри своей головы. — Бессмертные не так уж неуязвимы, как это может показаться на первый взгляд.»

«Но почему? — так же мысленно спросил я. — Зачем ты хотел показать мне это?..»

«Над Советом нависла туча, а венценосные боги не любят дождь. Они хотят, чтобы все их слушались. Теперь — особенно. Но разве Шива похож на того, кто будет слушаться кучки пожирателей легкого меда?»

«Нет», — ответил я.

«Если щенок Сета и его покровители найдут способ, как перегрызть бессмертное горло отца Олимпийцев — скажи мне. Я бы тоже станцевал этот танец.»

Губы мальчика дрогнули в недоброй улыбке.

«Но почему?..» — мысленно спросил я.

«Это должно быть весело,» — без слов ответил мне Шива.

Глава 20. Отряд не заметил потери бойца

Шива улыбнулся мне, поправил мешковину на своем секретном партнере и двинулся прочь от нас, насвистывая под нос веселую песенку.

И как только мальчик с третьим глазом на лбу, грохоча своей тележкой, скрылся за поворотом, яростные голоса суккубо-инкубских повстанцев начали стихать. Густой запах мускуса и прочая парфюмерная композиция Плескавицкой сексуальной революции, витавшая в воздухе, заметно ослабла, будто кто-то открыл в комнате настежь окно.

Дис между тем продолжал свою гневную отповедь в адрес взбунтовавшихся видовых меньшинств, укоряя их за дерзость и непослушание, после каждого смыслового куска повторяя требование вернуть захваченного королевского портального.

— … Но несмотря на вопиющее неуважение к закону, которое мы все сейчас наблюдаем, я тем не менее готов войти в ваше положение! — с самым серьезным выражением лица продолжал разоряться князь. — И обещаю уведомить его величество о вашем недовольстве наложенными ограничениями. Однако же это возможно только в том случае, если вы немедленно отступите и дадите нам пройти, а также освободите королевского портального, удержание которого является незаконным и противоправным действием!..

Берн хмыкнул себе под нос и негромко сказал:

— И как только он такие фразы скручивает? Вроде по отдельности — нормальные, конкретные слова. А все вместе — одни только намеки на смысл получаются.

— Это называется «политика», — так же приглушенно отозвался Графыч, поправляя повязку на глазу. — Помню, отец как-то рассказывал мне о легендарном после Марке Солонецком, который умудрялся своими речами так запутать слушателей, что те заключали кабальные договоры, свято веря в его беспрецедентную выгоду для себя. За это посла прозвали «Могильщиком»…

А демоны понемногу приходили в себя.

Первыми очухались властные пластилины. Растерянно переглядываясь друг с другом, они принялись смущенно отступать за своих грудастых боевых подруг. Девушки тоже потеряли былой напор. А Дис, наивно полагая, что убедил их своим красноречием, продолжал настойчиво требовать от повстанцев четко сформулированной программы — видимо, ему казалось, что созидательное размышление отвлечет демонов от разрушительных побуждений.

Демоницы начали что-то вяло бормотать в ответ о празднике и прежних традициях. Похоже, бедняжки уже с трудом припоминали, что их вынудило начать этот сложный разговор, и на ощупь искали пути отступления.

Князь хмурился. Он не понимал причин такой внезапной перемены и явно ждал подвоха.

— Надо объяснить Дису, в чем тут дело было, и пусть заканчивает эти переговоры — они, похоже, уже никому не нужны, — сказал я Та’ки и попытался продвинуться поближе к князю, но мягкая лапа панды, опустившаяся мне на плечо, остановила меня.

— Не надо, — сказал шаман.

— Почему?.. — не понял я.

— Если бы Шива хотел, чтобы Дис его увидел и все понял — поверь, именно так все и было бы. Но он не захотел. Значит, на это были причины.

— Да какие еще причины?..

— Не знаю, но я не дам тебе сделать ничего такого, что могло бы пойти вразрез с планами Шивы, — сверкнул на меня своими глазками Та’ки. Под его звериной личиной засветился человекообразный силуэт, и голос изменился под стать облику — он стал медитативно спокойным и ровным, как у буддийского монаха. — Даня, ты уже довольно хорошо знаешь меня. Скажи, я боюсь богов?

— Ты — самая бесстрашная мохнатая задница всех времен и народов. Ну, в смысле, когда ты в шкуре, конечно, — спохватился я, и тут же спохватился снова. — Это я не к тому, что когда ты