– Каких мужей? – ахнула Айше. – Ты прекрасно знаешь, что я была замужем один раз и развелась бог знает сколько лет назад. И все это знают. И Кемаль, разумеется.

– Дорогая моя, наша Джан всегда говорит правду. И если она сказала, что у тебя третий брак, значит, так оно и есть. И твоя ложь больше не пройдет. А почему, интересно, вы скрывали от меня про книги? Как же можно ставить меня в такое дурацкое положение? Мой брат раньше никогда не имел от меня секретов…

Так, переходя от недобрых сплетен к еще менее добрым выпадам и намекам, Элиф промучила невестку около двух часов, сообщив то, что можно изложить за десять минут.

Все девять милейших женщин терпеть не могли Лили.

Да, за это не убивают.

И причина для убийства должна быть куда более весомой, чем простая, даже сильная неприязнь. Во всяком случае – и это Айше знала точно – она должна быть конкретной. Потому что решение об убийстве кем-то принимается – здесь и сейчас. Из-за чего-то. Денег, карьеры, наследства, жажды независимости, страха разоблачения, ревности или не вовремя надетой красной юбки, если речь идет о маньяке.

А неприязнь, тянущаяся годами, может вылиться в яркую беспричинную ссору или привести к охлаждению и отдалению друг от друга. Может и просто питаться мелкими колкостями и презрительным ожиданием чужих неприятностей. И если у кого-то она перерождается в жгучую, мучительную ненависть, требующую принятия кардинальных мер, то непременно найдется что-то конкретное, что вызвало это перерождение.

Потому что причина для убийства всегда конкретна.

Из конкретностей, сообщенных Элиф, получалось следующее.

Филиз просила у всех деньги в долг и, скорее всего, получила их от Лили.

Или не получила. Что тоже годилось бы в качестве причины, вот только Филиз, разговор с которой Айше потом прослушала, уверяла, что это не так. Она вообще не обращалась к Лили с такой просьбой. Да, у Элиф просила и еще у некоторых. У сына, знаете ли, возникли неприятности, не хотелось говорить мужу. Надеялась, что собственных сбережений хватит, но на всякий случай перестраховалась и кое-кого из подруг поспрашивала. Жалко было продавать украшения. Нет, Лили я не просила. Нипочему. Не хотелось. Лили вечно строит из себя… строила, да… подчеркивала разницу в их финансовом положении, не хотелось унижаться. У равного просить не унизительно. Любая из подруг могла бы точно так же обратиться ко мне. Если честно, очень не хотелось расставаться с хорошими кольцами и браслетами. Вдруг у кого-нибудь нашлись бы деньги? Но, увы, ничего не вышло, драгоценности пришлось продать и отдать сыну все, что было отложено на черный день.

Умная женщина. Проверить ее слова практически невозможно. Известно, что она внесла деньги на несколько счетов в нескольких банках, эту информацию было нетрудно получить, но она и не отпирается. Да, была вынуждена погасить долги старшего сына. Пусть, если можно, это останется между нами, не хотелось бы, чтобы муж… ну, вы понимаете… к смерти Лили это ведь не имеет отношения.

Единственное слабое звено в ее версии – ювелир. По словам Филиз, она продала свои украшения в какой-то золотой лавке в центре. В какой именно – не помнит. Мол, нервничала, переживала из-за сына, вошла в первую попавшуюся. Ах, нет, вряд ли найду, их же там столько! Да уж, немало.

Тоже умный ход, если разобраться. Ведь нет никаких оснований проводить следственный эксперимент, который может затянуться на несколько дней, и тащить ее в центр на поиски этой ювелирной лавки. Показать ее каждому торговцу физически невозможно, но даже если обойти всех и ее при этом никто не узнает и не вспомнит, то и это ничего не доказывает. Купили ее побрякушки дешевле, чем положено, и скрывают. Или действительно не помнят: мало ли взволнованных женщин бегают втайне от мужей в ювелирные магазинчики с золотыми браслетами?

Умная женщина. Не предусмотрела только, что Элиф – или кто-нибудь другой – услышит, как она сказала Лили: «Я отдам тебе, как только смогу». Значит, разговор о деньгах при любом исходе дела у них все-таки состоялся.

Джан смертельно обиделась на Лили, когда та не пришла на свадьбу ее дочери. Джан, эта милейшая женщина, разумно пригласила не всех своих подружек – не построили еще такой ресторан, чтобы их всех вместить! – а лишь тех, от кого можно было ожидать хорошего дорогого подарка. Как минимум, золотого браслета. Элиф, конечно, не могла его купить, пришлось явиться с небольшим кулоном, Джан, наверно, была разочарована, хотя чего ей переживать, жених Илайды, между прочим, из очень состоятельной семьи. Но дело не в этом, а в том, что Лили вообще не соизволила прийти. И ни подарка не прислала, ни извинений. Вот так-то. Джан обиделась – ужас как! Но за это, похоже, не убивают. Просто не забывают и при случае отвечают тем же.

Эминэ просила Лили, чтобы та попросила мужа, чтобы тот попросил кого-нибудь, чтобы ее сыну помогли со вступительными экзаменами. У Эмре везде связи, Лили сто раз хвасталась. Но Эминэ она отказала. И нет чтобы, как все нормальные люди, сказать, что так, мол, и так, у мужа именно там знакомых нет, или что я с ним поговорю, и он, конечно, попробует, но ничего не обещаю… Словом, можно придумать какую-то приличную форму для отказа. А Лили отказала – и все. Но даже если эта обида была глубока, неужели есть смысл в том, чтобы убивать ее сейчас?

Или Эминэ и Джан должны обладать поистине античной злопамятностью и склонностью к шекспировским страстям.

Дальше. Муж Лили – совладелец газеты, где работает «тетушка» Гюзель. Само по себе это ничего не значит, но Элиф утверждает, что слышала раздраженную интонацию журналистки: «Я понимаю, что ты не желаешь вмешиваться в дела мужа, но когда речь идет о таких вещах!..» Что это были за страшные вещи, узнать не удалось, но какая-то проблема здесь существовала.

Дилара? Лили у нее лечилась, а потом сменила врача. Как откуда?.. Об этом все знали, в том-то и дело. Представь на минуточку: как-то Дилара ее спрашивает, когда та собирается на осмотр, а то, мол, она скоро в отпуск уходит. А Лили – прямо при всех! – возьми да скажи: «Знаешь, Ди, милочка, я теперь хожу к доктору Ата, мне его рекомендовала Карен, и действительно, оказалось, прекрасный специалист, просто необыкновенный!» А Дилара, между прочим, сто раз упоминала этого Ата, он у них заведующий отделением, она его терпеть не может и говорит, что врач он никакой, разве что администратор, и то не лучший… Когда? Ой, давно уже… года три назад, наверно.

Если три года, то и Диларе сводить счеты с бывшей пациенткой вроде незачем.

Селин и Семра? Элиф старательно пыталась объяснить самой себе, почему они тоже не любили Лили. Не любили – и все. Завидовали.

Сейчас, водя ручкой по нарисованным после разговора с золовкой стрелочкам, Айше заметила, что Элиф, кажется, ничего не знала о трениях между Лили и Софией. Значит, не так уж она информирована и могла запросто упустить что-то еще. Она так и не сказала побоявшейся повторить свой вопрос Айше о якобы рекомендованной ею Лили прислуге. Это должен был выяснить у самой девушки Кемаль.