расставят точки над «i». Особенно маман, как он мысленно называл будущую тещу.

Женщины отлично владеют этим удивительным искусством, без всяких слов, с помощью одной только брови показать, кто тут бедная родственница, а кто королева.

С другой стороны, его родители люди адекватные, довольны миром и собой и не обращают внимания на всякие инсинуации. Мама, когда он поделился с ней своими опасениями, только засмеялась и сказала, чтобы он заботился о своей невесте, а с ее предками они как-нибудь сами найдут общий язык.

Бахтияровы, впрочем, не спешили знакомиться с будущими родственниками, все им мешал дипломатический этикет. То нельзя общаться по телефону с людьми, которым не представлен лично, то родители жениха обязаны сделать первый шаг, то всплывет еще какое-нибудь допотопное правило.

В конце концов договорились, что в выходные они все вместе, Соня с Яном и ее родители, поедут в Таллин на машине. Путь не близкий, но Соня с отцом будут подменять друг друга за рулем и не устанут. Конечно, со стороны Бахтияровых это была гигантская уступка, но Колдуновы обещали компенсировать ее богатой культурной программой и вообще встретить дорогих гостей с подобающими им царскими почестями.

Ян так предвкушал эту поездку, что почти забыл о своих опасениях, тем более что Сонины родители, похоже, сменили гнев на милость. Кончились их с Соней блуждания по городу, он теперь приходил к ней в дом запросто, на правах жениха, и так же запросто Бахтияров приглашал его к столу, наливал рюмочку, и они очень мирно, под коньячок и лимончик обсуждали всякие рабочие вопросы.

Мама тоже смягчилась, даже удивительно. Подпускала шпильки, не без этого, конечно, но Ян напоминал себе, что женщине, потерявшей ребенка, нужно простить все, украдкой вдыхал-выдыхал и оставался в границах покорной вежливости. Эта тактика дала свои плоды: однажды будущая теща улыбнулась ему почти по-человечески и сказала: «Рада вас видеть, Ян», – а он заметил, что больше не хочется называть ее маман.

Он понял, как Соня была права, что вернулась к родителям, а не переехала к нему, как он просил. Пусть штамп в паспорте условность и формальность, но раз есть люди, которым она важна, то надо условность соблюдать. Почти три месяца еще придется провести врозь и тратить кучу нервов на умасливание предков, зато все открыто и честно, никаких двусмысленностей. И пусть будущая теща цепляется ко всякой мелочи, но, в сущности, ей не в чем упрекнуть будущего зятя. Совесть его чиста, так что прав принцип: нормально делай – нормально будет.

Ян часто проводил вечера у Бахтияровых, потому что счастливый жених Константин Петрович, если не дежурил, сидел дома с физиономией такой мрачной, что Ян даже заикнуться боялся насчет гостей.

Костя или остервенело работал над диссертацией, или бегал вокруг дома, готовясь к соревнованиям, и возвращался злой и мокрый, как сторожевой пес.

Чувствуя, что человек страдает, Ян набрался смелости и как-то за чаем осторожно спросил:

– Значит, все-таки Оля?

– Не ваше дело.

– Согласен. Просто мне казалось, что вам с Надей хорошо…

– Не хочу через двадцать лет понять, что я женат на тете Люсе, – отрезал Константин Петрович.

Ян озадаченно нахмурился:

– В смысле?

– На ста двадцати кэгэ мелкой «химии», золотых зубов и хамства.

– А вы, позвольте спросить, до пенсии собираетесь оставаться юным стройным красавцем? – засмеялся Ян. – Таков уж наш человеческий удел, тело меняется, а любовь остается.

– Да при чем тут, – поморщился Коршунов, – разные вещи – стареть и обабиться.

– Ну и что страшного? Мало ли почему бывает лишний вес? После родов гормональный сбой, всякое такое. Это, знаете, все равно что разлюбить человека за то, что ему ногу отрезало, тьфу-тьфу, конечно.

– Дело не в весе, а в недостатке самоконтроля, – процедил Коршунов, – а к большому сожалению, как бы нам ни хотелось это отрицать, черты характера передаются по наследству так же, как и физические признаки. Тетю Люсю в женах я еще готов терпеть, но через сорок лет обнаружить, что у меня дочка тетя Люся… Нет уж, увольте.

– Может, сын родится.

– Еще хуже! Я хочу гордиться своими детьми, а не краснеть за них.

– Ну Надиному отцу за нее краснеть-то не приходится.

Костя бросил на Яна холодный взгляд:

– Ян Александрович, в нашем кругу нужен несколько более веский повод для гордости, чем тот, что ты добросовестно исполняешь свою работу среднего медперсонала.

– Вон оно как, – протянул Ян и достал из кармана сигареты.

– Ян Александрович! Я же вас просил!

– А в нашем кругу принято курить на кухне, – схамил Ян, – и дальше что?

– Да пожалуйста, травитесь.

Коршунов резко поднялся и вышел. Ян из чистого упрямства докурил, старательно выдыхая дым в открытую форточку.

Когда он вернулся в комнату, Константин Петрович сидел за столом, на первый взгляд погруженный в науку, но Яну показалось, что он тупо перекладывает бумажки с места на место, не вникая в их смысл.

– Не сердитесь, пожалуйста, я больше не буду курить в квартире, – жалобно произнес Ян.

Коршунов молча кивнул.

– И простите, что вмешался в вашу личную жизнь.

– Прощаю, если впредь вы делать этого не будете.

Ян обещал и пошел к себе, посмеиваясь над старинным словечком «впредь» и над тем, что в наше время всерьез употреблять его могут только такие напыщенные снобы, как Константин Петрович. Так что, может, и к лучшему, что он отвязался от Нади. Если бы он просто сиял ее отраженным светом, как луна, но, как говорится, чтобы да, так нет. Так не бывает. В человеческих отношениях работает не модель звезды и планеты, а паразита и хозяина, так что не сиял бы он светом, а сосал Надину теплую и живую кровь.

* * *

Костя не сомневался, что сделал правильный выбор. Тетка, в которой он с ужасом увидел Надины черты, оказалась последней каплей. Конечно, не во внешности дело, мало кому к пятидесяти годам удается сохранить привлекательность, а в этой хамской нахрапистости, мещанском стремлении урвать кусок, подчинить ближнего своей воле любой ценой.

Почему он решил, что Надя не такая? Потому что добрая? Так и тетя Люся не злая, пока все идет, как ей хочется. А чуть что не так, сразу в партком и унижаться там, и трясти грязным бельем, лишь бы приструнить непокорного самца. А кто даст гарантию, что Надя не побежит туда же, если ей вдруг померещится измена? Замужество и материнство очень меняет девушек, исчезает тонкий налет романтичной деликатности и проявляется истинная суть, которая не падает с неба, а передается из поколения в поколение.

Ян упрекает его