— Нет.

— Тогда жди. И молись… Сетарху.

— Я не отдам ее тебе.

— Не отдашь? — визирь вдруг засмеялся — страшно, пронзительно, сделавшись похожим на черного ворона, несущего несчастья. — Я не спрашиваю тебя, Таанар.

Рука Властелина метнулась к тому месту, где обычно находятся ножны. Но тут же расслабилась. К моему изумлению он сделал шаг вперед и… опустился на колено!

— Пожалуйста, — опустил голову. — Проси все, что тебе нужно. Но не трогай ее.

Визирь приоткрыл рот и вдруг резко развернулся, уставившись прямо на меня.

В ужасе я отпрянула и бросилась коридорами. Куда-нибудь, где можно спрятаться. Да где же от него спрячешься в их собственной крепости?!

Вылетела в парк и помчалась по дорожкам.

Я бежала, не разбирая пути, будто подталкиваемая чем-то. Сердце колотилось, воздуха не хватало, ужас вместе с отчаяньем сплелись, проросли вьюнами в душу. Что здесь происходит?! Как вырваться из заколдованного круга?!

Только влетев в беседку, я сообразила, куда принесли ноги. To странное тихое уютное место! На столе больше не лежал дротик, да и переменчивая бумага осталась на самом дне дорожной сумки, в дальнем шкафу. Не носить же мне ее с собой постоянно. Только полуоплывшая свечка продолжала стоять.

— Как вы попали сюда?

Я вздрогнула, наблюдая за входящим Таанаром. Почему-то хотелось верить, что никто не знает об этом месте и не сможет меня тут найти. Ну, во всяком случае, никто из них — Властелина и его… бисс покусай, даже не представляю уже, кого.

— Так же, как и вы… — пробормотала я.

— Богиня любви к нам благосклонна, — с непонятной горечью отозвался Таанар.

— Кто он? — не выдержала я.

Несколько мгновений Властелин молчал, вглядываясь в меня и будто что-то для себя решая. После словно через силу произнес:

— Мой отец.

— Что-о?!

— Мой отец. Сетарх. Бог войны и разрушений. Занявший тело моего верного визиря, несколько лет назад оказавшегося при смерти. Отбор понадобился ему. Я просто вынужден был согласиться.

— М-да… — задумалась я, и тут же не удержалась: — А та женщина… про которую ты говорил…

— Не нужно, — отвернулся Таанар.

— Я уж подумала… это Дайла.

— Дайла? — изумился Властелин.

— Я видела ее свободно разгуливающей по крепости. Ее дротик нашла в беседке.

— Странно, — нахмурился Таанар. — Но это не она.

— А… кто? — с замиранием спросила я. Кто может отказать сыну бога?!

Таанар поднял руку, провел по моим волосам. Кивнул сам себе и ответил:

— Миловат. Богиня любви.

Да твою ж… куда я попала?!

— Жена твоего отца?

Ну не мать же Таанара?!

— Я видел ее лишь раз. Тогда она еще не была его женой. Когда отец взял с собой… не спрашивай, я не смогу объяснить. У богов иной мир, иные жилища, все… иное. Недоступное людям. Отец хотел представить меня… своим. Но я смотрел только на нее. Танцевал только с ней. Кажется, я начал бредить ею с того самого момента, когда впервые увидел.

Я разглядывала преобразившегося Таанара во все глаза. Ревности не было, наоборот, впервые я словно чувствовала его — тот огонь и ту жажду, которые его сжигали, всю силу его страсти и боли. Влюбиться в недоступную богиню!

— Сетарху это очень не понравилось. Не мне, получеловеку, состязаться с самым могущественным богом за женщину. Конечно, она предпочла его. А отец, в наказание за то, что претендовал на его женщину, запер в том мире, где я родился. Это все, что мне от нее осталось, — Таанар поднял руки, снимая «не заколку» — артефакт, как я понимала теперь.

— Собирался вернуть, — хмыкнул он. — А потом… просто скрыл от него его же магией.

— Но… это ведь ее мир? Разве она не бывала здесь?

— Давно уже. Он позаботился, устроил войну другим богам — я толком не знаю, что там происходило. Единственный источник информации, очень заинтересованный в ее качестве, доверия, сама понимаешь, не вызывает. Сказал, ограждает меня от разочарований. Насколько я знаю, они жили вместе… пока он не появился здесь в последний раз с ее мечом. Еще и отдал его мне. Я уже тогда заподозрил неладное — даже среди людей ползли слухи, будто богиня не то сбежала, не то… драссы знают. Но он мне так ничего и не рассказал. Обещал после отбора. Впрочем, по его поведению — думаю, да. Что-то у них пошло не так. Не хочу больше в этом разбираться.

Таанар прижал меня к себе, взял руками лицо, вглядываясь, как воспринимаю его слова. Но мне так нравилось ощущать, что он абсолютно искренен со мной!

— Продолжай, — попросила я.

— Когда ты сказала, что меч сам собой ожил, что видела женскую фигуру… В мече заключена часть ее божественной силы, ее руны. Я подумал, она появилась, снова пришла в наш мир, мечтал еще хотя бы раз… И уже там, у озера вдруг понял, что оставил тебя — возможно, нуждающуюся в помощи, — ради несбыточной мечты.

Он снова взял прядь моих волос, разглядывая таким влюбленным взглядом, что мне сделалось жарко.

— У нее тоже густые длинные волосы. Считается, в волосах часть ее силы. Только светлые. Точнее, боги могут принимать любой облик, какой захотят — но она предпочитала светлый.

— Поддерживала образ? — усмехнулась я.

Что-то снова заскребло, засосало под ложечкой, мозг опять атаковали сотни насекомых, будто желая выудить по-прежнему недоступные воспоминания.

Таанар продолжал пропускать между пальцев мои волосы, даже наклонился к ним, то ли приглядываясь, то ли принюхиваясь.

— Так я лишь жалкое подобие? — нахмурилась я.

Идея мне не понравилась. Как-то приятнее было бы стать первой и единственной. Я покосилась на Властелина — ну, первой мне уже не светит, с его темпераментом и «потребностями». Но…

— Ты не подобие, Эмили, — мягко провел он пальцами по моей голове. — Я никогда не знал ее. Просто сгорал от жажды, ревности, и… да много чего. Но у меня никогда не было и не будет шанса что-то изменить. А ты… тебя я узнал и полюбил. Такую, какая есть. И не отдам никому.

— Так ты отсюда, из этого мира? А мать?

— Мать, — криво усмехнулся он. — Мать любила меня. Хотя разве можно любить ребенка от того, кто взял тебя против воли? Ребенка, который выпотрошил все ресурсы твоего организма, не приспособленного вынашивать божественную силу?

Она дала мне слишком много… и ушла слишком рано. Но разве ему есть дело до смертных? У него ведь лучшая женщина, какую только можно представить.

— Что-то мне кажется, не все так гладко у божественной четы, — пробормотала я.