Она налепила улыбку поверх своего ужаса, запечатывая его, словно коробку со змеями.

– Но гражданка…

– Я желаю вам всяческого успеха, но я больше не пытаюсь делать деньги. Я ищу любых возможностей их раздать.

На лице человека мелькнуло непонимание, и его отнесло в сторону.

– Столько усилий, чтобы сколотить состояние. – Рядом с ней стоял Карнсбик, качая головой. – А теперь вы попросту все раздадите? Вы действительно полагаете, что благотворительность вам поможет, Савин?

– Будем надеяться, – отозвалась она, сжимая его руку.

– Да, будем… – Карнсбик сильно похудел. Он выглядел тенью прежнего себя. – Но, с другой стороны, если вспомнить о нашем положении, возможно, нам лучше оставить всякую надежду.

– В этом году ваша речь была очень… взвешенной.

– Полное дерьмо! Но что я мог им сказать? Правду? Я не больше любого другого хочу лезть на Цепную башню. Впрочем, скоро уже никому не придется туда лезть. – Он промокнул носовым платком потный лоб. – Мне поручили установить там подъемник.

– Прошу прощения?

– Сжигатели не успевают с достаточной скоростью загонять приговоренных вверх по лестнице. Люди плачут, теряют сознание, умоляют о пощаде… Поэтому Судья хочет, чтобы я построил паровую платформу, которая могла бы поднимать по две дюжины человек за раз.

Савин ощутила, как ее кожа под платьем покрывается пупырышками.

– Вот как.

Что еще можно сказать на такое?

– Когда я был мальчишкой, – пробормотал Карнсбик, – быть патриотом значило целовать флаг и делать вид, что любишь короля. Теперь это вдруг стало означать, что ты должен плевать на короля и иметь плохую мебель. Нужно внимательно следить за текущими изменениями в определениях. Оказаться непатриотичным может быть ужасно. Оказаться патриотичным, но как-то по-своему, может быть фатально. Думаю, я могу признаться вам, как старому другу: с тех пор, как произошла Великая Перемена… я только и делаю, что боюсь.

Карнсбик хохотнул, но Савин видела слезы на его щеках. Он снял глазные стекла и протер их о тыльную сторону рукава. Савин мягко положила ладонь на его предплечье:

– Думаю, в этом вы далеко не одиноки.

– Открыто признаю, что я никогда не был храбрым человеком. Когда я был в Дальних Территориях, я встретил там одного человека – его звали Лэмб. Он прошел сотни миль в поисках своих детей. На его пути встречались и призраки, и наемники, и люди из племени дракона, и все возможные опасности. Но что бы с ним ни происходило, он попросту… не давал себя запугать. Я часто о нем вспоминаю. Мне бы хотелось быть больше похожим на него. Однако сам я на протяжении всего путешествия каждый день испытывал страх. Наверное, я просто…

– Вы – изобретатель. – Савин сжала его горячую, вялую, липкую ладонь между двумя своими. – Вы принесли миру больше пользы, чем тысяча воинов. Покажите мне любого, кто осмелится это отрицать, и я плюну ему в глаза!

Карнсбик криво улыбнулся:

– Вот в этом я не сомневаюсь.

– Гражданка Брок! – К ним приблизился курчавый человек, ничем не примечательный, если не считать глаз разного цвета. – Я надеялся, что увижу вас здесь.

– Гражданин Сульфур… не знаю, правильная ли это форма для обращения к магу?

– В нынешнее время я и сам едва ли знаю, какая форма правильная, а какая нет. Да если бы и знал, боюсь, уже к завтрашнему утру все опять поменяется.

– И что же привело вас в Солярное общество?

– Собственно говоря, я собираюсь инвестировать большую сумму денег.

– В таком случае вы найдете здесь множество друзей. Безжалостная война, развязанная комиссаром Пайком против банков, привела к большому недостатку инвестиций.

– Насколько я понял, вы снабжаете бедняков хлебом и углем. Возможно, мы могли бы объединить наши усилия в этом благом деле? Не согласились бы вы принять ссуду?..

Савин ощутила, как по ее затылку пополз холодок. Она вспомнила то, что говорил ей отец. Относительно магов. Относительно Байяза. Относительно «Валинта и Балка». Она ответила, не забывая улыбаться, но при этом так твердо, как только могла:

– Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

– Ах, как жаль! Я помню нашу последнюю встречу с вами, в Остенгормском порту, перед самым началом вашего мятежа против короны. Тогда вы тоже ничем не смогли мне помочь. И это оказалось весьма серьезной ошибкой.

Удержать на лице улыбку требовало некоторых усилий.

– Это была далеко не единственная из моих ошибок. Тем не менее я остаюсь при своем. Вы должны понимать, женщине не следует слишком глубоко залезать в долги.

– И она должна очень внимательно выбирать партнеров.

– Совершенно верно.

– Но еще внимательнее она должна выбирать, кого ей отвергнуть. – Чем вкрадчивее он говорил, тем больше беспокойства поселялось в ее сердце. – Особенно если это женщина с секретами.

Савин очень пожалела, что у нее нет при себе веера, чтобы закрыться им от собеседника.

– У нас у всех есть секреты, мастер Сульфур.

– Но не все из нас являются королевскими бастардами.

Ее улыбка рассыпалась. Время словно бы замедлилось. Савин ощущала холод и обжигающий жар одновременно. Фойе кружилось калейдоскопом чересчур ярких лиц, внимательных глаз, чутких ушей…

– Может быть, все же передумаете? – Сульфур стоял совсем рядом. – Корона теперь стала таким ужасным бременем… – Он коснулся ее предплечья тыльной стороной ладони. – И поскольку у короля Орсо нет наследников, возможно, она должна будет перейти к одному из ваших детей?

Его губы искривились, обнажив острые белые зубы:

– Скажите, кто из них вылез первым? Мальчишка или…

– Ублюдок! Убью! – завопила она ему в лицо, вцепившись в его камзол дрожащими кулаками. – Угрожать моим детям? Считай, что ты уже мертвец!

Удивление, отразившееся на его лице, было гораздо меньше ее собственного и уже через мгновение исчезло. Сульфур склонил голову к одному плечу:

– Поистине, мой господин выбрал бы вас в первую очередь. Но по моему опыту – и, несомнено, вашему тоже, – не нужно далеко ходить, чтобы найти того, кто согласится взять твои деньги. Или разделить твои секреты… Гражданка Хайген! Минуточку вашего времени, если позволите!

Он смахнул с себя ее ослабевшую руку и шагнул обратно в толпу. Савин увидела, как взгляд Селесты метнулся к нему, с той же жаждой любого намека на благоприятную возможность, какая прежде сквозила в ее собственном взгляде. Она попыталась улыбнуться, но мышцы лица не слушались. Зури нигде не было видно. За глазными яблоками пульсировала кровь.

Ее первым побуждением было бежать. В порт. Потом – в Инглию. В Стирию. Да хоть на далекий Тхонд! Однако она знала, что за ней следят. С двумя младенцами далеко она бы не убежала. К тому же бежать означало признать свою вину – хотя Савин сама не знала, в чем виновата.