Вот только последним человеком, кого она обнимала, был Сибальт, и он в результате перерезал себе горло. Так что Вик всего лишь отхаркнула холодную мокроту и сплюнула в промерзшую грязь сбоку от повозки.

– Почему у тебя никогда не хватает одежды?

– Сейчас ни у кого не хватает одежды.

– Констебль в шарфе… Выглядит не больно-то грозно.

– Всяко грознее, чем замерзший насмерть.

Вик согласно хмыкнула, выпустив облачко пара. Трупы замерзших они находили каждое утро – в переулках, на порогах домов, в подвалах, с заиндевевшими ресницами… Земля так закаменела, что этих бедолаг было даже не похоронить.

– А тебе что, никогда не бывает холодно? – спросил он.

Ей было холодно. У нее который день болело горло, воспаленные ноздри постоянно подтекали, и их приходилось постоянно вытирать. Однако Вик знала, что нельзя показывать свой дискомфорт. Показывать боль – значит, напрашиваться на новую.

– В лагерях бывало и похолоднее. Лучше подумай о светлой стороне. – Она отхаркнула новую порцию слизи. – Если бы было теплее, в городе была бы чума.

– Ты так харкаешь, будто у тебя и так чума, – пробурчал Огарок.

– Если боишься заразиться, ты всегда можешь присоединиться к ним, – Вик кивнула в дальний конец улицы.

Сжигатели развели там огромный костер. Изображения царственных особ. Символы прошлого. Портреты короля Орсо, короля Джезаля и множества других коронованных задниц, которые им предшествовали. Мебель, украшенная резными изображениями пылающего солнца Союза. Портьеры с вышитыми гербами знатных фамилий. Столовые приборы с отштампованными патриотическими высказываниями. Флаги. Мундиры. Парики. Веера. Все, что могло быть сочтено аристократическим. Один сжигатель, топая, вышел из соседнего дома и вывалил в пламя целый обеденный сервиз. Люди стояли в опасной близости от огня, протягивая к языкам пламени жадные ладони. На осунувшихся, обтянутых кожей лицах играли отблески.

Огарок глубже закутался в шарф.

– Нет уж, я лучше постою здесь.

– Как мне повезло, – иронически отозвалась Вик.

Впрочем, если хоть раз в жизни быть честной, она была рада его компании. Таково было печальное следствие жизни, которую она для себя выбрала, приговор, который сама себе вынесла: единственный человек, которому она доверяла, был тем самым, кого она шантажом заставила предать своих друзей.

Пайк широкими шагами вышел из погреба, натягивая перчатки.

– Отличная работа, главный инспектор Тойфель! – проскрипел он, наблюдая, как констебли цепочкой тянутся вверх по ступенькам и вываливают охапки бумаг на повозку. Пара листков, вырвавшись на волю, спорхнули на землю и застряли в полузастывшей грязи. – Банк, спрятанный в погребе винного торговца! Мы загнали их под землю, как крыс.

– Если это можно назвать банком, – отозвалась Вик. – Они ссужали деньгами сутенеров и скупщиков краденого – здесь, в трущобах, – держали ломбарды и забегаловки, инвестировали в игорные дома, курильни шелухи, ночлежки, бордели…

– Банк для преступников, – пробормотал Огарок.

Пайк сощурил глаза:

– Все банки преступны. Возможно, здесь оперировали меньшими суммами и под более высокие проценты, но прибыли текли в те же самые сундуки. В те же самые карманы. В те же самые бездонные колодцы алчности! Этот погреб был таким же филиалом банкирского дома «Валинт и Балк», как и то великолепное здание у Четырех Углов. – (Огромная дверь его хранилища, кстати, до сих пор сопротивлялась любым попыткам слесарей, инженеров и операторов гуркского огня.) – Корни этих отвратительных учреждений проникли глубоко во все части Союзного общества. – Пайк скривил губу, наблюдая за бумагами, сгружаемыми на повозку. – Это паутина долгов и коррупции, тянущаяся от самых ничтожных к самым великим. Это гниль, которую необходимо выжечь. – Двое констеблей выволокли на улицу визжащего клерка. – Без сомнений. – В воздухе замелькали дубинки, черные на фоне языков пламени. – Без колебаний. – Обмякшее тело потащили прочь с болтающейся головой. – Без пощады.

Развязанная Пайком война с банками выглядела все более фанатичной – но никто не мог отрицать, что фанатизм был сейчас в моде.

– А что насчет всего остального? – спросила Вик.

Комиссар повернулся к ней. Его дыхание клубилось облаком вокруг поднятого воротника.

– Что насчет всего остального?

– Я признаю, мятежей в последнее время не было…

– Слишком холодно, – шепнул Огарок, пытаясь собрать тепло своего дыхания в побелевших ладонях.

– …Но грабежей, разбоя, насилия сейчас ничуть не меньше, чем когда Ризинау был председателем.

– Даже больше, – пробормотал Огарок. – Если это возможно.

– На улицах полно бездомных. Полно отчаявшихся и голодных. Они приходят отовсюду в поисках работы – притом что работы в городе меньше, чем когда бы то ни было! Фабрики закрываются. Мануфактуры разрушены. Ни угля, ни пищи… – Вик облизнула обветренные губы, глядя, как из погреба вытаскивают закованных в кандалы работников «Валинта и Балка». – Ни денег.

– Нам следует сосредоточить свои усилия на крупных преступлениях. О мелких позаботятся сжигатели.

Вик скривилась, глядя на костер в конце улицы. На нем вроде бы не сжигали людей – но лишь потому, что Судья желала настоящего зрелища, когда их позже спихнут с вершины Цепной башни.

Ей следовало держать рот на замке. Она всегда держала его на замке. Но почему-то это давалось все с бо́льшим трудом.

– Со всем уважением, комиссар, но, как мне кажется, сжигателям все равно, кого наказывать – виновных или невиновных.

Пайк почти ее не слушал.

– Нашей целью остаются банки. Ростовщичество – худшее из преступлений.

– Хуже, чем убийство?

– Убийство уносит из наших рядов одного гражданина. Банки заражают своей алчностью всех. – В уголках глаз Пайка мерцали отблески костра. – Насколько мы приблизились к тому, чтобы отыскать управляющего Адуанским филиалом «Валинта и Балка»? Мне не терпится увидеть, что они прячут в своем хранилище.

– Мы понемногу продвигаемся. Допрашиваем работников. Но их несколько сотен, и большинство ничего не знают, кроме своего маленького кусочка ведущихся дел. Как выясняется, банк владел недвижимостью по всему городу – просто невероятно, сколько зданий ему принадлежало.

– Мы отберем их обратно, – сказал Пайк, – и отдадим народу.

Вик взглянула в сторону костра.

– И что народ с ними сделает?

– Иногда, чтобы изменить мир, необходимо сперва…

– …сжечь его дотла, – тихо закончила Вик. Впрочем, это все больше и больше звучало похоже на слова сумасшедшего в оправдание своей любви к разжиганию пожаров. – Если управляющий в городе, мы найдем его.