плату. Я готов оплатить его счет. Я вряд ли сделал бы это, если бы не был его другом.

Морщина на розовом лбу хозяина постоялого двора стала глубже.

– Это почти две гинеи.

– Как я уже сказал, я буду рад урегулировать вопрос.

А он, как я видел, был рад услышать про две гинеи. Вероятно, он уже задумывался, увидит ли когда-нибудь снова своего жильца.

Из задней комнаты вышла его жена, поставила на стойку поднос со стаканами и кивнула мне:

– Добрый день.

– Этот джентльмен говорит, что оплатит счет Вогэна, если мы позволим ему заглянуть в комнату.

Женщина бросила взгляд сначала на меня, потом на своего мужа. Они поняли друг друга без слов, как бывает только в счастливых браках. Я почувствовал укол зависти.

– Вам нельзя ничего оттуда забирать, – сказала она. – Я буду за вами наблюдать.

Я заплатил причитавшуюся сумму, и хозяйка повела меня наверх и открыла дверь на лестничной площадке. Комната Вогэна была большой, обставленной мебелью из красного дерева: кровать с балдахином, шкаф, письменный стол и умывальник. Перед камином стояли стулья и диван. Хозяйка, как и обещала, наблюдала за мной, скрестив руки на груди, пока я методично обыскивал помещение.

Я начал с письменного стола. В верхних ящиках лежали карты звездного неба и навигационные приборы – циркули-измерители, секстант, кожаный ящик с телескопом. В среднем ящике я нашел бухгалтерские книги. Из них я не узнал ничего, кроме того, что Вогэн, как и Манди, был богатым человеком – у него за душой было пять тысяч фунтов стерлингов сбережений и инвестиций. В двух нижних ящиках лежали письма, по большей части деловые. Я долго просматривал их, игнорируя нетерпеливые вздохи хозяйки, но выяснил только, что Вогэну принадлежала доля в сахарной плантации на Барбадосе и что он инвестировал деньги в лесопильный завод в Ливерпуле. Ничего важного для меня не нашлось, но я запомнил тех, с кем переписывался Вогэн. Я бы написал им, чтобы выяснить, не получал ли кто-то из них вестей от него.

На столе лежала потрепанная Библия, обычные письменные принадлежности и стояла керамическая вазочка в китайском стиле. Внутри был мешочек с табаком и небольшой латунный ключик.

Я прервался, чтобы рассмотреть картину над столом. На ней была изображена колониальная гавань и типичная для нее сцена: ряды африканцев в цепях спускались с невольничьего корабля на твердую землю. К раме была привинчена латунная пластинка, на которой значилось: «Порт Гаваны, Куба».

– Вогэн там родился, – сообщила хозяйка. – Его отцу принадлежала небольшая плантация. Его мать была испанкой.

В шкафу висело много красивой одежды, и я вспомнил, как Ямайка Мэри говорила, что Вогэн был щеголем. Куда бы он ни отправился, не похоже, чтобы он взял с собой много одежды. В задней части шкафа я нашел трубку для курения опиума и деревянный ящичек. Внутри лежали три пакетика из красной вощеной бумаги. После того, что Брэбэзон рассказал мне о силе зависимости от опиумного мака, я удивился, что Вогэн не взял наркотик с собой. Все указывало на поспешный отъезд.

Я раздвинул занавески кровати и отпрянул в удивлении. Над кроватью висели веревки, и к каждой что-то было привязано: сухая веточка, похоже вереска; латунные обереги вроде тех, которые цыгане недавно пытались мне продать; распятие; кроличья лапка; несколько голубых стеклянных бусин с нарисованными крошечными белыми глазами. Если Вогэн пытался отогнать зло, то действовал наверняка и использовал самые разные варианты. Я провел рукой по ним, и раздался легкий звон оберегов. Хозяйка только покачала головой:

– Точно спятил.

В ящике прикроватной тумбочки я нашел обтянутую кожей коробку, в которой лежала свиная кишка для защиты мужского полового члена во время любовного акта и ртутные таблетки [48].

– Вогэн когда-нибудь приводил сюда женщин?

– Конечно, нет. Я держу приличное заведение.

– Прошу прощения, мадам.

Под кроватью я обнаружил металлический сейф. Я отнес его к столу и вставил в замок ключ, который нашел чуть раньше. Внутри был кошель с двенадцатью гинеями, серебряная чайница с листьями чая, пачка каких-то бумаг и книга для записей в кожаном переплете.

Мое сердце забилось быстрее, когда я понял, что бумаги – это купчие на рабов, которых Вогэн продавал для собственной выгоды. Во время нашей прогулки к причалу Манди сказал, что разрешает своим капитанам совершать по несколько таких сделок в каждом рейсе. Губернатор Ямайки сообщал в своем письме, что выжившая рабыня была личной наложницей Вогэна. Я просмотрел счета и нашел тот, который искал. Его я принялся изучать со все нарастающим волнением.

«19 дня июня месяца 1780 года капитан Эван Вогэн, эсквайр из Дептфорда, Англия, настоящим заключает договор о продаже одной негритянской девушки в возрасте примерно пятнадцати лет по имени Синнэмон Люцию Стоуксу, эсквайру из Дептфорда, Англия, за сумму, равную пятидесяти гинеям».

Это было доказательством того, что Сципион соврал мне. Синнэмон не купили у торговца сахаром из Бристоля год назад. А если Вогэн короткое время держал ее у себя перед тем, как продать Стоуксу, она определенно могла быть на борту «Темного ангела».

Хозяйка тем временем открыла обтянутую кожей книгу для записей и листала ее.

– Господи помилуй! Вы только взгляните на это!

Страницы пестрели чернилами, едва ли дюйм бумаги остался чистым. Вогэн рисовал чернилами корабли, которые шли по волнам, узоры из звезд и странных рыб. Еще череп с монетами в глазницах. Между рисунками были записи, иногда под странными углами, иногда на целые страницы, то большими буквами, то маленькими, нацарапанными наспех.

«Прошлой ночью они снова пришли. В эти долгие часы, когда еще темно, а я не могу заснуть, я закрываю глаза и слышу их. Они поют песню сирен. Дети смотрят на меня. Никакой передышки. О Господи! Твой слуга. Черные лица. Черные голоса. Черные, как дьявол в дыму. Он ждет».

Было много цитат из Библии:

«…потому что душа тела в крови, и Я назначил ее вам для жертвенника, чтобы очищать души ваши, ибо кровь сия душу очищает». (Лев 17:11)

«Да и все почти по закону очищается кровью, и без пролития крови не бывает прощения». (Евр 9:22)

Чернильные кляксы свидетельствовали о неистовстве, с которым делались записи в этом дневнике. Я перевернул страницу и увидел рисунок человека, которого принял за Вогэна. Длинные вьющиеся волосы были откинуты с лица назад, рот перекошен, он выгибал спину, в глазах стояла мука, страдание было написано на всем лице. Шрам на лице был нарисован с такой силой, что перо разорвало бумагу.

Я перевернул