– Он и на место убийства фотографа Нилова приезжал, – заметил капитан Первоцветов. – В принципе он обязан – он же фактический глава города. А тут такие дела. Трупы множатся. Эксперты сходство отметили в манере убийцы. У Макара Беккера так же, как у фотографа, разбита голова. Сильный удар по черепу. Только фотограф умер от этого, а парня оглушили, а потом повесили. У Аглаи Добролюбовой были повреждения на лице – ее тоже, видно, били, оглушили…

В тесном кабинете, занятом Гущиным, сидели он сам и двое экспертов. На столе лежали тот самый конверт и готовое заключение на нескольких листах. Конверт был уже аккуратно вскрыт. Под ним в пластиковой папке лежало что-то еще. Содержимое.

– По нашему заключению, – сказал графолог Гущину, – конверт подлинный, архивный. Штампы, грифы, печать – все подлинное. Это не подделка. Это документ, изъятый из архива УКГБ Московской области в 1991 году, что соответствует обозначенной дате выдачи. Какие-то подчистки, исправления отсутствуют. Судя по внешнему виду, конверт вскрывали не менее трех раз.

– Тот, кто изъял его в архиве. Тот, к кому он попал впоследствии, – предположительно наш пока еще не установленный Петруша. И… фотограф Нилов, – перечислил Гущин. – Он должен был поинтересоваться, что там, когда конверт попал к нему. Почему он его снова запечатал?

– Он его не запечатывал. Там просто клей липкий, – заметил эксперт. – Там мы нашли неплотное прилегание бумаги. Мы исследовали подпись лица, получившего конверт из архива УКГБ. Вот фототаблица исследований в заключении. Подпись состоит из пяти букв и весьма нехарактерных завитков росчерков, маскирующих срединные буквы. Но на аппарате все легко просматривается и читается. Это некто Кучин.

– Кучин?

– Это не сотрудник архива управления КГБ, это сотрудник, который изъял конверт с материалами из картотеки и присвоил, не вернул, потому что штампа и росписи о возвращении документов нет, – заметил эксперт по делопроизводству.

– Знакомая фамилия, – сказал полковник Гущин. – Слышали мы уже ее в Горьевске.

Он подвинул конверт и открыл пластиковую папку. Катя увидела две старые фотографии.

Она сразу узнала, кто на них изображен. Узнала и место.

Башня с часами внутри – та самая комната. И она висит в петле.

Аглая… Та, другая, первая Аглая.

Фотография была наполнена то ли серой размытой дымкой, то ли туманом – может, просто там не хватало света тогда… За спиной повешенной виднелся часовой механизм.

На другом снимке повешенную уже сняли. Она лежала на полу в покрытом темными пятнами белом кружевном платье, раскинув босые ноги. Петля толстой веревки глубоко врезалась ей в шею. Светлые волосы разметались по каменному полу. Лицо Аглаи Шубниковой не было изуродовано удушьем, как лицо Аглаи Добролюбовой и Макара Беккера. Оно выглядело спокойным, даже довольным. Ощущение такое, что она вот-вот откроет глаза и посмотрит на них с фотографии, чему-то загадочно улыбаясь.

– Так я и знал, – сказал полковник Гущин. – Чего-то такого я всегда ждал. Что этим дело тогда закончилось.

Он говорил о событиях столетней давности, как о преступлении, затронувшем его лично, и весьма сильно.

– Анфиса Марковна, это Елена Мрозовская снимала, как по-вашему? – помолчав, спросил он.

Анфиса наклонилась к снимкам.

– Возможно. Эти снимки снова сделаны репортерской пресс-камерой. Только здесь вот что, – она перевернула обе фотографии.

Сзади не было никаких надписей рукой Мрозовской. Зато на обоих фото расплылись старинные гербовые печати с двухглавыми орлами.

– Печать полицейская, – заметил эксперт-делопроизводитель. – Судя по всему, это снимки с места происшествия – убийства или самоубийства. И были приобщены к делу об уголовном судопроизводстве, находились в полицейском архиве. Ничего удивительного в том, что впоследствии, после революции, они попали в архивы ЧК, а затем и КГБ. Старые полицейский архивы Российской империи, которые не были уничтожены, перекочевали туда и до сих пор хранятся под грифами «для служебного пользования» и «совершенно секретно». В 1991 году был момент, когда из архивов кое-что было изъято, опубликовано, продано. Видимо, и с этими снимками произошло нечто подобное. Этот Кучин из УКГБ присвоил их, не вернул в хранилище.

Рано утром Анфису отправили в отель спать. Стало известно, что новость об убийстве в Горьевске легла на стол начальника Главка. И тот планировал немедленно лично выехать «в печально известный в плане сложившейся там кадровой и оперативной ситуации Горьевск», провести совещание и выслушать результаты работы полковника Гущина.

Катя велела подруге пока от греха подальше удалиться из ОВД, и Анфиса подчинилась, сказав, что, может, в отеле она и «прикорнет, но все равно ни за что не уснет».

Капитан Первоцветов умылся и побрился в туалете, переоделся в свежую форменную рубашку, но выглядел по-прежнему не слишком хорошо. Хотя Катя в этот момент к нему не приглядывалась. Она сама дико устала. События Горьевска словно выпили из нее всю прежнюю бьющую через край энергию. Время, которое она провела в городе, казалось таким долгим, а ведь всего три дня прошло!

Полковник Гущин после всего аврала по осмотру места убийства вел себя на удивление тихо. Он о чем-то размышлял, но не делился ни выводами своими, ни идеями.

Катя застала его в кабинете – нет, он не рассматривал фотографии, не изучал конверт, украденный из архива «конторы». Он исследовал уже обработанный экспертами мобильный телефон Макара Беккера. Его нашли в кармане куртки парня. Убийца его не взял.

– Никаких звонков за сутки, – объявил Гущин. – Ни входящих, ни исходящих. Накануне два входящих звонка с пометкой «тетка». Молотова звонила племяннику. Только она. Зато этот… как его… мессенджер Фейсбука полон мейлов от самых разных типов. Я посмотрел – все ровесники Макара. Наверное, студенты. Манера такая новая у молодых – не звонить, даже sms не посылать, это все позавчерашний день – да? А балаболить в сетях, в мессенджерах. Я в этом ничего не понимаю. Отпечатки на телефоне – только его. Убийца мобильного не касался. Я думаю, и с ДНК будет ноль. На трупе Аглаи Добролюбовой нашли лишь ДНК ее матери. Это объяснимо. На трупе фотографа Нилова – вообще ничего. Убийца ему просто голову расколол, как орех. Да и с Макаром, думаю, мы ничего не…

– Убийца же его тащил по лестнице, – заметила Катя.

Гущин на это ничего не сказал.

На пороге появился отмытый капитан Первоцветов, он нес капсульную кофеварку.

– В дежурке позаимствовал. Кофе будете?

Они сделали себе по чашке крепкого кофе.

– Что со старухой? – спросил Гущин.

– Я звонил в больницу. Реанимация не потребовалась. Она в обычной палате.

Катя поняла, что в ночном хаосе от нее ускользнули какие-то важные события.